Непогребенные - Сергей Антонов Страница 14

Она просунула руки через прутья.

— Ближе, Томский. Подойди ближе, убийца! — шипела Мамочка. — Я обещала выцарапать тебе глаза и сделаю это. Не пытайся забиться в угол. Иди сюда!

Толик пытался остаться на месте, но ноги ему не повиновались. Он двинулся навстречу Мамочке. Шаг. Еще один.

— Эй, ты чего?! Назад! Назад, я сказал!

Из состояния транса Толика вывел часовой, который наконец соизволил проснуться. Он схватил Клавдию Игоревну за плечо, пытаясь оттащить от клетки. Ответная реакция была молниеносной — Мамочка ударила парня кулаком в подбородок. Часовой крякнул и приземлился на задницу. Пока он изумленно хлопал глазами, женщина вновь просунула руки сквозь прутья. Правда, теперь огоньки безумия в глазах ее потухли. Исчезла и ненависть.

— Толя… Ах, Толя…

Клавдия Игоревна опустила руки. Уткнулась лбом в прут решетки, сползла по нему вниз и застыла.

— Часовой, черт бы тебя побрал! — рявкнул Томский, забыв о том, что он арестант. — Хватит сидеть! Помоги! Разве не видишь? Ей плохо!

Парень повиновался. Подбежал к Клавдии Игоревне, коснулся пальцами ее шеи.

— Она умерла!

— Что?!

— Умерла, я говорю…

Томский застонал. Теперь на его совести было две смерти. Впрочем, вновь погрузиться в бездну отчаяния ему мешала одна деталь… Кусок брезента с пятнами крови бесследно исчез.

Сны и реальность вновь переплелись. Так тесно, что отделить их было невозможно. Умерла ли Клавдия Игоревна на самом деле или это был очередной кошмар?

По ушам резанул металлический лязг. Часовой зачем-то отпирал клетку.

— Выходи, Томский!

— Зачем?

— Затем, что смерть стала твоим неизменным спутником. Разве ты не считаешь, что пора это остановить?

Толик посмотрел на часового. На нем по-прежнему был наряд из штанов цвета хаки и полосатой робы. А вот лицо разительно изменилось. Вместо глаз поблескивали круглые стекла противогаза, а его гофрированный хобот вырастал прямо из лица. Фиолетовые губы кривила язвительная усмешка.

— Опять ты? — сил на гнев у Томского уже не было, и он просто вздохнул. — Тебе нравится надо мною издеваться?

Рука в желтой перчатке стиснула локоть Толика. Монстр потянул его за собой.

— Сидя в клетке ничего не добьешься. Не пора смотаться в Академлаг?

— Это место существует?

— Скажу больше: оно совсем рядом. Рукой подать.

— Не может быть. Академлаг — легенда.

— Метро-2 — тоже почти легенда. А ведь тебе довелось в нем бывать.

Аргумент Желтого был весьма весомым. Толик замешкался с ответом. Чудище продолжало тащить его за собой. Туда, где нашли труп Мишки.

В мире иллюзий, порожденным больным воображением, это место было чем-то вроде центра, вокруг которого вертелся хоровод видений. Точкой, где пересекались сны и явь. Оно обладало особой аурой и могло видоизменяться. Теперь на месте затухающего костра зияла огромная дыра в форме пятиконечной звезды. «Пятерка», как сказал Берзин.

Толик собирался остановиться на краю провала и лишь заглянуть вниз, но Желтый столкнул его тычком в спину. Падение длилось недолго, а удар о дно ямы был не слишком болезненным. Томский сразу выпрямился во весь рост.

Он оказался в огромном помещении. Дыра в потолке исчезла. Теперь там горело множество ламп без плафонов, подвешенных к потолку. Цемент с оштукатуренных стен частично осыпался, обнажив кладку из красного кирпича. Стены были увешаны анатомическими плакатами. На одних изображался мозг человека в самых разных ракурсах и разрезах, другие показывали строение центральной нервной системы. Кроваво-красные линии нервов были испещрены кружками, нанесенными от руки.

Разнообразие в череду рисунков из анатомического атласа вносил большой плакат, изображавший толстомордого мужчину с наглыми, прикрытыми стеклами круглых очков, глазами. Надпись под плакатом подтверждала то, о чем уже догадался Томский:

Суровой чести верный рыцарь,

Народом Берия любим,

Отчизна славная гордится

Бесстрашным маршалом своим!

Конечно же, Лаврентий Берия. Создатель Академлага. Черный гений сталинской эпохи. Идол, падение которого стало смертным приговором для жителей подземного научного городка. Но где же тела или, на худой конец, скелеты? Берзин ведь говорил об отравлении «Циклоном Б». Пока Толик видел лишь ряды пустых кроватей с голыми панцирными сетками. Они занимали всю площадь зала. Лишь у стен было оставлено место для столов, на которых поблескивали стеклянные бока колб, реторт и пробирок, да в центре, на пятачке диаметром в пять метров, возвышалось что-то вроде барокамеры, обвешанной проводами, датчиками и латунными обручами, точно новогодняя елка. Толик вдруг понял, что видит увеличенную во много раз копию лаборатории профессора Корбута на Лубянке.

Как только его осенила эта догадка, Академлаг начал наполняться звуками. Сначала раздалось бульканье жидкости. Потом — нестройный хор голосов. Из цементного пола один за другим, как диковинные грибы, вырастали штативы с закрепленными на верхушках бутылками. Теперь на каждой кровати лежали обнаженные до пояса люди, а у столов суетились лаборанты в белых халатах. Когда один из них направился к кровати и принялся втыкать иглу в вену пациента, Томский узнал профессора Корбута.

— A-а, вот и ты! Давненько не заглядывал ко мне на огонек. Совсем забыл старика. Нехорошо!

Анатолий никак не мог поверить в то, что профессор обращается к нему. Он ведь даже не поднял головы! Следующая фраза Корбута рассеяла все сомнения:

— Томский, Томский! Разве ты не знаешь, что все дороги ведут в Рим? В твоем случае они ведут ко мне. Пора бы сообразить, что бегать бесполезно. Курс лечения начат, и без его завершения ты будешь… как бы это подоходчивее выразиться… Ни рыбой, как говаривали в старые добрые времена, ни мясом. Твое счастье, парень, что папаша Корбут не злопамятен. Кто старое помянет, тому голову долой.

Профессор, наконец, закончил свое дело, поднял глаза на Томского. Улыбнулся почти по-отечески. И вдруг резким движением вскинул руку. Пальцы вцепились в седую шевелюру, и Корбут снял свою голову, словно шапку. Держа ее в одной руке, второй профессор, словно перчатку, стянул с головы кожу и небрежно швырнул мерзкий комок на пол. Тонкие пальцы Корбута обхватили верхушку оголенного черепа. Несколько поворотов по часовой стрелке, и верхняя часть черепа тоже шлепнулась на пол. Обнажился розовый, покрытый синими и серыми прожилками пульсирующий мозг. Рывок — и он подлетел вверх, но не упал, а завис в воздухе.

— Полюбуйся-ка на это! — звенящий голос профессора заполнил огромный зал. — Все гениальное просто!

В руке безголового Корбута сверкнул скальпель, одним ударом разрубив мозг на два полушария. Внутри одно из них оказалось, как и положено, красновато-серым, а вот второе — черным.