Тридцать седьмое полнолуние - Инна Живетьева Страница 14

– Собери личные вещи, а из учебки мы потом перешлем, что у нас по учету не проходит.

Ник кивнул.

В спальне попахивало куревом. Умиротворенный Гвоздь стащил из-под подушки книгу и читал с середины.

– Хренотень какая-то, – сказал он, увидев Ника. Прищурился на рюкзак. – Началась раздача новогодних подарков? Рановато!

Ник открыл тумбочку. Что ему собирать? Казенные трусы? Вот стопка книжек – его, личные. Кружка с рисунком: кораблик на фоне Морского собора. Ремень поприличнее тех, что выдавали в приюте. Коробка кускового сахара. И все.

«Рафинад» Ник перекинул на соседнюю кровать.

– Денис, я уезжаю.

– Опа. И куда же?

– Родственники нашлись.

Гвоздь окинул его взглядом и сказал уверенно:

– Гонишь! Колись, эти суки «квоту» сняли?

Ник мотнул головой, потом спохватился:

– Не знаю. Я ж теперь вроде… ну…

– Коня е… – зло оборвал Гвоздь. Кажется, он поверил. Сел на кровати, пнул рюкзак. – А ниче, видать, обеспеченные родственнички. Ну и как же тебя зовут, Немой?

Лицо у Гвоздя перекосилось, ясно виднелся под нижней губой шрам.

– Микаэль Яров.

Ник поднял рюкзак и пошел к двери.

Гвоздь обматерил его в спину.

На подъездной дорожке стоял «Янгер». Рядом застыл директор под зонтиком.

– Рюкзак можешь положить на заднее сиденье, – сказал новоявленный дед, он уже сидел на водительском месте.

Ник открыл дверцу, чувствуя, как следят за ним любопытные малыши – они облепили окна на первом этаже, и дядя Лещ с Капой даже не пытались их отогнать.

– Я надеюсь, что пребывание у нас ты будешь вспоминать с теплотой и благодарностью. – Директор схватил Ника за руку и потряс, а сам при этом смотрел на полковника.

– Непременно.

– Тебя и твоего деда мы рады видеть у нас в гостях…

– Не забудь пристегнуться, – скомандовал Леборовски, поворачивая ключ в замке зажигания.

– До свидания, господин директор.

Ник опустился на сиденье. Ремень сразу же попал под руку, щелкнул замком.

Машина резко стартовала, сторож в брезентовом плаще едва успел развести створки ворот. В плотном потоке, казалось, не было места даже велосипедисту, но «Янгер» легко втерся на крайнюю правую полосу и тут же перестроился влево, наращивая скорость.

– Ты извини, но у меня мало опыта в общении с детьми, – сказал Леборовски. – Воспитанием занималась Кристи. Я все больше мотался по гарнизонам.

«Янгер» перемахнул через Ладу и двинулся в исторический центр.

– Кристина, твоя бабушка, умерла семь лет назад, – уточнил Леборовски.

Туристический автобус перекрыл улицу, пытаясь припарковаться у Старого музея. «Янгер» свернул, уходя на Большую Корабельную.

– Как мне вас называть?

Леборовски покосился на него.

– Как тебе удобно. Можешь дедом, можешь Георгом.

Ник думал, они остановятся возле одного из Корабельных особняков, но «Янгер» снова повернул.

Машина вырвалась из города на Дачное шоссе. Тонкие высокие сосны по обе стороны дороги слились в сплошную полосу. Мелькнул полицейский пост, и сразу за ним показался съезд, перекрытый шлагбаумом. «Янгер» нырнул под него прежде, чем тот успел до конца подняться.

Узкая улочка была пустынна. За глухими заборами виднелись деревья, кое-где просвечивали мокрые от дождя крыши. Ник заметил пару камер наблюдения.

«Янгер» вкатился в распахнутые ворота – железные створки тут же начали смыкаться – и медленно поехал к двухэтажному особняку. Слышно было, как шуршит под колесами гравий. Сквозь тонированные стекла Ник видел черные массивы кустов, за ними проступали силуэты деревьев. Проплыла белоснежная крыша беседки – колонны, что поддерживали ее, растворились в дожде.

– Это загородный, малый дворец Леборовски. Построен сто восемьдесят лет назад. Правое крыло заброшено, наш род вырождается. Кроме твоей матери у нас с Кристиной было еще двое сыновей. Но один родился слабым, вы́ходить не смогли – послевоенные годы! Другой уже студентом погиб в экспедиции, которую организовал УРК. Искали тайные поселения про́клятых.

Георг говорил достаточно равнодушно, чтобы Ник спросил:

– Оборотни задрали?

– Почему непременно оборотни? Во-первых, есть и другие проклятия. А во-вторых, просто грузовик сорвался на горной дороге. Бывает и так.

«Янгер» остановился.

– Выходи. Я загоню машину в гараж.

Ник вытащил рюкзак и, запрокинув голову, стал рассматривать дом. По фронтону шла лепнина: шпаги и старинные пистолеты, перевитые лентами. В центре выделялся герб, детали отсюда было не разобрать. Поблескивал на крыше флюгер в виде косматого льва, сбоку от него торчала антенна. Крыло, что уходило вправо, казалось слепым из-за деревянных щитов на окнах. Мраморное крыльцо в четыре ступени огораживали кованые перила, по углам приткнулись вазоны с влажной черной землей.

– Ну, заходи, – появился из-за спины Георг. – Это и твой дом.

Сразу за порогом оказался полукруглый холл с белоснежными лестницами. В простенке между ними висел портрет мужчины в камзоле, с двумя настороженными борзыми у ног.

– Улс Боровски, основатель рода. Его заслуги были признаны короной, и Улс получил право на приставку «Ле». С него Леборовски и вписаны в Королевскую книгу. Это копия, оригинал кисти Петрольчи висит в Старом музее.

Георг толкнул дверь, ведущую налево. Открылась анфилада – сумрачная, с паркетным полом и панелями из темного дерева на стенах.

– Малая гостиная, потом музыкальная, библиотека, столовая. Дальше крыло перестроено под хозяйственные нужды.

Ник на мгновение опустил веки. В затылке накапливалась тяжелая боль, казалось, там переливается свинец.

Послышались шаги – гулкий стук каблуков, – и появилась молодая женщина в строгом темно-синем платье.

– Добрый день, господа! Микаэль, рада приветствовать вас.

– Познакомься, это Александрина, она занимается домом.

Ник наклонил голову.

– Со всеми бытовыми вопросами можешь обращаться к ней.

Женщина улыбнулась с точно вымеренной долей искренности.

– Господин Георг, когда подавать обед?

– К трем, пожалуйста. Пойдем, Микаэль, я покажу второй этаж. Он реконструирован и более приспособлен для жизни.

Пока они поднимались, Георг рассказывал:

– Из прислуги еще Леон, он автомеханик, электрик, плотник, садовник. Живет здесь же, во флигеле. Потом познакомишься, у него сегодня выходной. Ну, и по случаю генеральной уборки, конечно, приходят люди.