Стальная бабочка, острые крылья - Иван Константинов Страница 14

Трейлер Мириам, и без того перекошенный на один бок, сел еще ниже, и теперь она всерьез беспокоилась за сцепку. У нее ушло еще десять минут на то, чтобы подновить гель в шинах маленьким электронасосом. Закончив с ними и снова протерев руки влажной тряпкой, она обнаружила, что детей в кабине нет.

Они стояли у могилы, все трое. Таня держала в руках маленькую книгу и перелистывала страницы.

– Ты умеешь читать? – Она обернулась к подошедшей Мириам. – Я привела их попрощаться и даже нашла Библию, но не могу…

– А что читать? – спросила Мириам, принимая том.

До этого она видела пластиковые книги только у путешественников и издалека, на ярмарке. В основном они были старые и потрепанные, а эта выглядела новой, мягкая обложка и страницы блестели, а черные буквы оказались такими маленькими, что Мириам приходилось напрягать глаза, чтобы хоть что-то разобрать.

– Не помню. Просто открой ее и прочитай что-нибудь. Пожалуйста.

Мириам раскрыла книгу. Вернее, она распахнулась сама, и оттуда выпала закладка – большой сухой виноградный лист.

– «Есть зло, которое видел я под солнцем, и оно часто бывает между людьми. Бог дает человеку богатство и имущество, и славу, и нет для души его недостатка ни в чем, чего ни пожелал бы он».

Тут Мириам прервалась, у нее не хватило дыхания.

Она с самого детства не читала вслух, и ей казалось странным слышать свой голос, произносящий чужие и непонятные слова:

– «Но не дает ему Бог пользоваться этим, а пользуется тем чужой человек: это – суета и тяжкий недуг».

– Подожди, не так быстро, – прервала ее Таня. – Нужно читать медленнее и громче.

– Ладно. Сейчас, где я?.. «И если бы какой человек родил сто детей и прожил многие годы, и еще умножились дни жизни его, но душа его не наслаждалась бы добром, и не было бы ему и погребения, то я сказал бы: выкидыш счастливее его…»

Ее прервал взрыв – негромкий, но мощный хлопок за спиной. Таня вскрикнула, а Мириам просто обернулась.

Один из рейдерских каров горел, возле него стояла Би. Почувствовав их взгляд, она обернулась и помахала рукой.

– Пора, – сказала Мириам и захлопнула книгу. – А то мы так до вечера не успеем в Атланту.

– А зачем она?..

– Не знаю, наверное, чтобы никто больше не смог ездить на этой машине.

– А вы едете в Атланту?

– Да. – Мириам отдала Тане Библию и протянула ей ладонь, а та в свою очередь взяла за руку старшего мальчика. – Пойдемте в машину.

– А мы ехали в Хокс. Отец Кларк сказал, что в Атланту никого не пускают.

– Би считает, что нас пустят.

– А она солдат?

– Я не знаю.

– А почему не знаешь? Ты разве не ее друг?

– Залезайте в машину. – Мириам подсадила мальчика постарше, помогая ему залезть на сиденье рядом с водительским, а Таня подняла маленького Тони. – Поместитесь?

– Да, – ответила Таня. – Мне кажется, что она солдат.

– Наверное. – Мириам обошла грузовик спереди и взобралась на место водителя.

Рядом с ней сидела Таня с Тони на коленях, Рок высунулся из окна и положил голову на локоть.

– Я слышала раньше, как отец Кларк читал то же самое. – За шумом прогревающегося двигателя Мириам еле услышала слова Тани. – Я думаю, ты правильно прочитала. Только вот я не смогла понять…

– Что? – так же тихо спросила Мириам, наблюдая, как кар Би разворачивается и выезжает на хайвей. – Давай я тебе объясню. Хотя, если честно, я тоже не очень поняла, что это все значило.

– Правда? Ну, может быть, ты знаешь. А то я спрашивала отца Кларка, а он злился. – Таня мотнула головой, стряхивая слезы.

– О чем?

– Что такое выкидыш?

– Это ребенок, который умер, не успев родиться. Я не знаю, почему злился ваш отец, но такое бывает.

– Не успев родиться?

– Он как бы рождается, но мертвым.

– Ага. – Таня задумалась.

Машина тронулась с места, и Мириам была счастлива, что больше ничего объяснять не нужно.

Дорога на Атланту оказалась значительно лучше, чем те, по которым они ехали до сих пор. Песок на старом бетоне был утрамбован множеством машин, трещины почти не попадались. Дети молчали. Рок вообще не произнес ни слова с момента его появления из грузовика, а Тони, по словам Тани, вообще не говорил.

– Не то чтобы он не умеет, просто, видимо, не хочет. Рок тоже неразговорчивый, но это потому, что тебя стесняется.

– Я вижу.

Мириам максимально затемнила ветровое стекло, но в кабине все равно было невыносимо жарко, несмотря на открытые окна. Если бы не дети в кабине, она давно бы сняла майку. Для нее было загадкой, как переносит жару Таня в своей курточке из легкого, но плотного полотна и таких же брюках и не жалуется. Всю дорогу девочка только одергивала Рока, когда он слишком сильно высовывался в окно, иногда говорила что-то Тони на ухо и совершенно бесшумно плакала, роняя редкие слезы ему за воротник.

До этого Мириам видела множество детей, от совсем маленьких, завернутых в тряпки и спящих на руках у родителей, до почти взрослых, вроде Тани, бегавших с криками по ее постоялому двору и постоянно норовящих что-нибудь стянуть, уронить или съесть. Ей приходилось заботиться о них, иногда кормить, искать, прикрикивать и отводить к родителям. У нее были даже игрушки, которые она хранила для таких случаев: мягкая кукла с глазами из пуговиц, кубики с буквами и еще много всяких мелочей, коробка с которыми осталась далеко позади, среди развалин постоялого двора.

Но эти трое были другими. Наверное потому, рассудила Мириам, что, как и она, они росли сиротами, среди чужих, пусть и добрых, людей.

Теперь у них тоже не было ничего, и незнакомая, дочерна загорелая девчонка везла их на своем старом грузовике в неизвестность. Подумав об этом, Мириам вдруг четко увидела себя глазами Тани, сквозь ее слезы. Худые загорелые руки, лежащие на штурвале, узкое лицо, большие черные глаза и давно не мытые волосы, завязанные в высокий хвостик. Видение было таким ясным, что она чуть не выпустила штурвал. Грузовик ощутимо тряхнуло, и Таня действительно посмотрела на нее.

Тогда Мириам перестала молчать.

Она с трудом подбирала слова, говорила о том, о чем ей некому было рассказать с тех пор, как вторая семья покинула ее. Девушка излагала все несвязно, смешивала времена и впечатления из разных воспоминаний, но дети слушали. Она поведала им о том, какими красивыми были рассветы и виноградные сады в Олайхоме, городе ее детства, о дорогах, которые ей приходилось видеть, о том, чем различаются бетон и древний асфальт и на что похожи старые города, в которых давным-давно боятся селиться люди. Мириам вспоминала свой постоялый двор, то, как разрисовывала дома для гостей красками из баллончиков, оставленными как-то ей в уплату. Какой холодной бывает вода из колодца по утрам. Как однажды ей подарили маленькое радио, которое она слушала целых две недели, пока оно не сломалось. Из крепости Даллас до нее доносилась музыка и какие-то новости, которых девчонка не понимала, но готова была наслаждаться ими из-за красоты голосов, их произносивших. Она вспоминала мотивы древних песен, которые играли на ярмарке в Хоксе. Ничего прекраснее Мириам не слышала никогда, несмотря на то что часть слов в них была непонятна, а те, что оставались, не всегда складывались вместе. Она рассказывала, как здорово загорать весной, лежа на жестяной крыше ранним утром, пока воздух не успел нагреться, и как расцветает пустыня ближе к зиме, когда каждый порыв ветра несет легкий пух и тысячи семян, а среди дюн островками распускаются маленькие желтые цветы, чтобы через считанные дни опасть и быть унесенными ветром.