Король пепла - Мэтью Гэбори Страница 14

Муэдзину пришлось решиться оставить тело сына. С трудом заглушив глубокую боль, пронзавшую его при этой мысли, он оседлал Единорога и пустился вскачь к линии горизонта. Образ сына, утоляющего жажду из рога Единорога накануне этого трагического дня, преследовал его. Но, не обращая внимания на слезы, заливавшие его лицо, Эзра попытался войти в состояние транса, сосредоточившись на ритме Единорога.

Очень скоро другое видение вытеснило из его сознания образ сына. Высокое пламя… Пламя, обладающее крыльями и мощным клювом. Величественное пылающее создание.

Феникс.

Он никогда в жизни не видел Феникса, но был уверен, что это именно он.

Единорог передавал ему образ другого Хранителя. Он вел его к нему, следуя едва уловимым вибрациям последних Волн, орошавших пустыню.

Затем видение понемногу приобрело более четкие очертания: он заметил несколько отдельных языков пламени, кто-то нес их как факелы или, скорее, как мечи.

Так Эзра вслепую последовал в пустыню, отыскивая фениксийцев, ищущих убежище.

В нескольких десятках локтей от мастерской из урн с пеплом Фениксов донесся глухой рокот. Фениксийцы остановились и оглядели постройку, воздвигнутую в сердце пустыни.

Высокие стены из серого камня с черными, словно после пожара, отметинами образовывали нечто вроде пирамиды. Три красные башенки, напоминавшие Алые Башни в миниатюре, возвышались на каждом из углов. Они словно вырастали из земли, чтобы защитить главное здание.

В стене, обращенной к путникам, виднелась темная железная треугольная дверь. Повсюду, на различной высоте, были сделаны амбразуры.

Коум и Мэл приблизились к двери, но не успели постучать, как она, скрипнув, приоткрылась.

Из темноты выдвинулся подросток с обритой головой, облаченный в монашеское одеяние из грубошерстной ткани, хорошо знакомое прибывшим. Уставясь на двух фениксийцев в плащах, покрытых белой пылью, он широко раскрыл глаза и пробормотал:

— Коум! Мэл! Вы… вы здесь!

Внутри пирамиды раздались приветственные возгласы. Фениксийцы обнялись, прежде чем углубиться в темень мастерской.

Эзра почтительно погладил голову Единорога и бросил бдительный взгляд на окрестности. Ветер гулял по гребням холмов. Солнце опаляло белую долину.

Очевидно, вокруг никого не было.

Тем не менее Эзра мог поклясться, что в воздухе чувствовался тошнотворный запах. Или то был запах дурных воспоминаний? Он предпочитал оставаться настороже.

Муэдзин медленно направился к входу в пирамиду, ведя за собой Единорога.

«У опасности нет тени», — гласила ликорнийская пословица.

Мастерская оказалось всего-навсего огромной кузницей. Коум и его спутники, вкусив заслуженного отдыха, отправились осматривать помещение в сопровождении Женка, главы первого отряда, покинувшего Башню Альдаранша. Придя в мастерскую, они составили здесь урны с пеплом Фениксов и приступили к ритуалу Возрождения — правда, слишком поспешно, так как два фениксийца при этом погибли. И кузница вновь заработала К счастью, мэтры оставили здесь большие запасы металла. Таким образом они скоро смогли приступить к выплавке новых мечей, и теперь Мэл и его собратья с бьющимся сердцем смотрели на великолепные клинки, жаждавшие крови харонцев.

Кроме нескольких келий — убогого жилья членов лиги — и кладовой с провизией в пирамиде были только очаги, печи, камины с текстами Завета и мастерские, где днем и ночью раздавался стук молотов. От самого верха до каменного пола текли струи расплавленной стали, и ее ярко-алого света было достаточно, чтобы осветить это каменное убежище и изнуряющую работу юных кузнецов.

Мастерская была устроена мэтрами на случай, если в военное время понадобится производить оружие в большом количестве, в более укромном месте, нежели Алые Башни в разных королевствах. Юные подмастерья догадывались, что в Миропотоке скрыты и другие такие кузницы.

В сердце здания находился зал с толстыми стенами, где были поставлены урны со Священным Пеплом и где происходили ритуалы Возрождения. Эзра старался держаться от него подальше, отчасти из-за благоговейного страха, отчасти потому, что Адаз объяснил ему, что Возрождение огненных Хранителей крайне опасно для непосвященных. Пробуждающийся Феникс сразу же чувствовал присутствие постороннего человека и, поддавшись инстинкту, мог испепелить самозванца на месте.

Муэдзин с нескрываемым удивлением смотрел на подростков, проводивших столь опасные ритуалы, и его грудь наполнялась гордостью за них. Вообще присутствие ликорнийца в Башне стало предметом горячих споров среди фениксийцев: некоторые упрямо отказывались допустить непосвященного до тайн, тщательно охранявшихся лигой на протяжении многих поколений. Но Коум, Мэл и Адаз сумели противостоять этой враждебности.

— Разве Сын Волн не велел нам давать огненные клинки всем, кто этого пожелает? — яростно взывал Мэл.

— Он сказал, что следует продавать их почти даром, — поправил Коум.

— Но уж конечно, не пускать первого встречного в Алую Башню! — взорвался один из кузнецов.

Мэл тотчас же схватился за меч и, вызвав изумление товарищей, направил острие на горло мальчика, бывшего на два или три года старше его.

— Послушай, — яростно выплюнул он, — и все остальные тоже, слушайте меня внимательно. Мы — последние из фениксийцев, если мы исчезнем, исчезнет и Завет. Сейчас Завет — это то, что мы захотим из него сделать. Чем нам может помочь наше учение? Идет война, и учение наставников должно служить победе!

Перед своими оцепеневшими братьями Мэл проявил себя как настоящий вождь, как воин, рожденный, чтобы командовать войском. Коум вновь подумал, что постоянная близость меча очень повлияла на этого двенадцатилетнего мальчика. Неизбежность битвы стала его навязчивой мыслью. Более того: Мэл выбрал свою судьбу. Трагическую, запорошенную пеплом, как тяжелый воздух в кузнице, кровавую, как цвет расплавленного металла, алеющего на стенах.

— Зачем мы куем мечи? — продолжал Мэл, потрясая клинком. — Зачем мы надрываемся в кузнице? Зачем покинули нашу Башню и преодолели пустыню? Потому что нас об этом попросил Януэль! Чтобы почтить память наших мэтров! Ради Хранителей и ради Волн, которые ведут беспощадную битву и рассчитывают на нас! Потому что вы… как я. У вас больше нет родителей, нет семьи, в вашей жизни нет больше ничего, кроме лиги. А сейчас фениксийская лига — это не что иное, как кучка пепла! Теперь мы все дети Хранителей. Каждый раз, когда мы возрождаем Феникса, мы оживляем память Истоков. Каждый раз, когда готовый клинок выходит из-под ваших окровавленных рук, враг трепещет от страха! Я в этом уверен! Харония повсюду, она пожирает Миропоток, а вы, вы всё еще цепляетесь за грифийские тексты в книгах, покрытых многовековой плесенью!

— Могу я высказаться? — спросил Эзра, который подошел к ним, заслышав крики Мэла.

Поскольку никто ему не ответил, темнокожий мужчина встал перед собранием послушников. Он откинул расшитый красными нитками капюшон и провел рукой по гладким седым волосам. Его опустошенное горем и пустыней лицо было словно высечено из черного кварца, пронзительно белые глаза словно проникали в души учеников.