Азарт - Терентий Гравин Страница 14

Врач тяжело вздохнул и приступил к изложению вставших перед нами трудностей. Правда, вначале засомневался в существующем между нами контакте:

— Ты хоть слышишь меня? — мое дергание его не очень убедило. — Ты слишком часто вздрагиваешь непроизвольно. Давай повторим вопрос — ответ… — лишь после пятого согласованного нами действия он поверил: — Отлично!.. Точнее говоря, рад, что ты меня слышишь и понимаешь. Все остальное — скверно. Так вот… Еще два дня назад я получил особенную спектрограмму одной из частей твоего мозга. Она сразу вызвала у меня подозрение из-за неуправляемости твоего тела. А за прошедшие два дня мы с тобой оба убедились, что твой разум сохранился великолепно. Исчезли лишь связи между ним и частями тела. Точнее, они есть, но совершенно перепутаны. А всему виной небольшая опухоль в голове… И спектрограмма это подтвердила.

Наверняка я сильно дернулся после этих слов, так как тон стал максимально сочувственным:

— А то я не понимаю, каково тебе! Но в то же время я хорошо знаю, насколько ты человек решительный, отрицающий любое нытье и готовый сделать все нужное, даже находясь на смертном одре.

Несмотря на бушующую в моем сознании бурю, я приложил все силы, чтобы не шелохнуться. Наверное, мне это как-то удалось, потому что послышалась похвала:

— Стойко встречаешь очередную жизненную перипетию, значит, я в тебе не ошибаюсь. И немедленно перехожу к делу. Не стану утомлять всякими заумными медицинскими терминами, таблицами и аналитическими графиками. Итоговые выводы таковы: опухоль не операбельна, и в нормальном состоянии, если мы поставим тебя на ноги, угробит тебя за год, а то и меньше. Главное в моей фразе: " если мы тебя поставим на ноги". Потому что именно в ней заключается главный парадокс. Имеются два случая в медицинской практике, когда люди, лежавшие в коме с такой же опухолью, через год от нее избавились. Но! Все это время, весь год(!) продолжая оставаться в коме. То есть сам организм, если ему не мешать и не напрягать умственной деятельностью, прекрасно справляется с этой убийственной напастью. Мм… ты понял суть стоящей перед нами проблемы? Если нет, шевели челюстью на счет три…

Как же! Поймешь такое, особенно если весь этот нонсенс относится к собственному телу. Я опять размечтался огреть этого докторишку — садиста хуком с левой, а потом еще и ногами добавить по жизненно важным органам. Да. И в челюсть тоже.

Однако выбора у меня не было. Я пытался шевелить челюстью, доказывая доку свое неполное понимание ситуации и требуя добавочных сведений, разъяснений и подробностей.

Тот и не возражал:

— Конечно, общую картину своего состояния ты рассмотреть не сможешь, а мне как профессионалу, вряд ли доверяешь безоговорочно.

Ну, это он зря. Хоть и хотелось избить этого старикана, но его значимость как психиатра, я понимал прекрасно. Один из лучших в нашей стране, если не самый… Скольких людей, в самом деле, на ноги поставил, скольким вернул радость жизни — не счесть. По авторитетным мнениям корифеев науки Синицыну давно следовало и академика присвоить, и прочее. Да только он не падок на титулы и звания: работа и деньги… Уже повторяться начинаю…

В моем положении было абсурдом не верить Аристарху Александровичу или пытаться противиться его предписаниям. Он, конечно, не понимает, в какую пропасть сумасшествия загнал меня своими экспериментами, но, кажется, он либо имеет далеко идущие планы в отношении моей психоматрицы, либо уже начал претворять свои задумки в жизнь. Да и эти его слова по поводу комы — неспроста прозвучали. Ох, неспроста! Оставалось только дослушать до конца.

Что я и сделал в меру своих ущербных возможностей. И услышал крайне неприятный для себя сценарий:

— Тебе надо так постараться с перенапряжением разума, чтобы ты впал в кому. В этом долбаный сантехник из Швейцарии прав — увеличение нагрузок приводит к полному коллапсу сознания. Просто ему пока про опухоль знать не следует. Да и не поймет он грядущего для тебя риска… Поверь мне, это лишь я четко осознаю. И знаешь почему? Сам наблюдал четыре случая развития аналогичной опухоли, во всех случаях приведшие к смерти пациента. И три раза — мы людей вполне удачно ставили на ноги после психических расстройств. А они — умирали… Пусть и не по нашей вине, но факт остается фактом. И по миру таких случаев сотни. Да! Еще учти: самый скорейший срок твоей полной реабилитации — два месяца. Но это не гарантирует, что после этого ты стопроцентно сможешь управлять своим телом. Вполне возможно, что останется хромота, скрюченные пальцы, нервный тик… А вот те, кто пролежал годик в коме — выжили. И сейчас до сих пор переводят кислород в углекислый газ.

Док снова сделал паузу, вздохнул и продолжил:

— Я настаиваю на том, чтобы погрузить тебя в состояние комы. Вчера ты работал в этом плане замечательно. Особенно в середине увеличившихся нагрузок. Да так замечательно, что в какой-то момент я испугался: ты вернулся в полное сознание и вернул контроль над собственным телом. Вот тогда я бы тебе уже ничем не смог помочь… И год ты бы прожил… примерно… Не знаю что ты там чувствуешь, что творишь и как действуешь, но надо сделать все, чтобы ты "где-то там" на год и остался. Сегодня же ты стал хитрить, делать все мыслимое и немыслимое, лишь бы лишний раз не перенапрягаться. В этом случае ты разработаешь моторику, вернешь управление телом — и аут. Снова впасть в состояние комы сложнее, а повторной аварии ты не переживешь…

Тут уже я не выдержал, в порыве эмоций пытаясь спросить о самом главном. Уж не знаю, как там мое тело извивалось или вздрагивало, но господин Синицын проявил удивительную догадливость:

— Тебя волнует, как ты выйдешь из комы через год? — я затих, перестав дергаться. — Поверь мне, методик у меня предостаточно. Разбужу, взбодрю, на ноги поставлю, будешь, как огурчик малосольный. Хе — хе! Весь в пупырышках… И по поводу спящего разума не переживай. Иногда ты будешь просыпаться в темноте, скучать, и размышлять о вечном. Но такие пробуждения случаются раз в одну — две недели. Сам посуди, что такое тридцать, тридцать пять пробуждений? Особенно если сравнивать с полноценной жизнью в последующие годы?

И что тут скажешь? Как отреагировать? Ведь почти уговорил, черт языкастый. Он таких, как я, не одну сотню, если не тысячу уговорил, вот и меня логикой припер к стенке. Да и куда мне было деваться? Хотелось, конечно, проигнорировать новость про опухоль и все-таки восстановить полноценное управление телом. Но вдруг опухоль, и в самом деле, страшна и не операбельна?

Лучшим выходом из сложившейся ситуации было довериться профессионалу и не делать лишних движений.

Додумать я не успел, док зашептал:

— Ты пока полежи, разберись в себе и прими решение. Хочется, чтобы ты и мне и себе помог, а не вредил. А я тем временем пробегусь по клинике. Дела не ждут, да и ты у меня не один. Как только освобожусь, сразу к тебе вернусь…

Убежал… А я остался размышлять о своей нелегкой доле. Начал с воспоминаний об аварии.

Что-то у меня в подсознании твердило, что бяку мне подстроили недоброжелатели. Уж слишком явные у меня воспоминания о сопротивлении руля и грубом удушении. А ведь со мной в машине никого не было, я всегда тщательно просматриваю салон перед началом движения. С войны осталась привычка.