Охотники за облаками - Алекс Шерер Страница 14

– Значит, вы разрешаете? – спросил я маму.

– Ладно уж. Но…

Я не помню, что там было за «но». Предпочитаю по возможности не вслушиваться в такие вещи. Если обращать внимание на все эти «но», никогда никуда не уедешь и ничего не сделаешь. Ты будешь приножден к месту и не рискнешь сойти с него от страха, что тогда тебя может постигнуть нечто ужасное.

И что тогда хорошего будет в твоей жизни, кроме того, что ты молодец и послушный мальчик, который всегда моет уши с мылом? Все это замечательно и достойно всяческого уважения. Но жизнь не должна на этом заканчиваться, согласны?

Я получил разрешение ехать, значит, я еду. Если Дженин не успела передумать, или ее мать не передумала вместо нее. Что до Каниша, для него я наверняка буду бесполезной обузой. Он был невысокого мнения о тех, кто не являлся охотником за облаками. С другой стороны, всем не угодишь, кем бы ты ни был, не стоит и пытаться.

Бывало, Каниш стоял на палубе пришвартованного корабля и бросал ножи в мачту, целясь в вырезанный на ней кружок. Он никогда не промахивался. Когда ему надоедало бросать ножи с открытыми глазами, он зажмуривался. И все равно никогда не промахивался. Или же он поворачивался к мачте спиной и бросал ножи через плечо. Однажды я видел, как он промахнулся. Но только раз. Следующий бросок угодил в цель.

Насколько можно было судить, это было единственным развлечением и досугом для Каниша: выслеживать облака, играть в кости и бросать ножи. Я никогда не видел его с книгой, я сомневался, что он вообще умеет читать – если не считать языка неба, приближения облаков и образования пара.

Думаю, небо и было для него вроде книги: необъятный калейдоскопический фолиант с несметным количеством страниц, рассказывающий бесконечную и беспрестанно меняющуюся повесть. Она никогда не наскучивала ему, и он никогда не уставал ее читать. Она была художественной и научной, стихотворной и биографической, религиозной и развлекательной, мистической и энциклопедической, все в одном.

Его часто можно было встретить в порту. Он сидел на палубе в постоянной готовности поднять паруса и вглядывался вдаль, словно увидал облако за полсотни километров, и ему не терпелось до него добраться.

Нечасто он обращал свой взор на остров или с мало-мальским интересом смотрел на его обитателей. Остров и люди были пустой тратой времени. Значение для него имели лишь одни облака, словно они были важнее всего остального.

А иногда он просто сидел на палубе и бросал кости, снова и снова, как будто выпавшие числа могли о чем-то поведать ему. Но что бы это ни было, он держал это при себе.

Мне были любопытны отношения Каниша с матерью Дженин, Карлой. Было интересно, не занял ли он место ее отца. Но он вел себя скрытно, так что сложно было сказать. Карла у них по-прежнему была главной, на правах хозяйки судна. Бывало, она проявляла норов и отдавала чеканные распоряжения, которые Каниш либо упорно игнорировал, либо снисходительно выполнял, когда это было ему удобно.

Иногда они спорили. Можно было увидеть, как они стоят на борту, он– со скрещенными на груди руками, упрямый и неподвижный, а Карла обрушивается на него с ураганом упреков или брани, или кто знает, с чем. В гневе она уже не говорила на тех языках, которые я понимал, а переходила на какой-то диалект, которым, видимо, владели ее предки, прибывшие сюда вместе с самыми первыми колонизаторами много лет назад. Даже тогда они уже были кочевниками.

Не уверен, что Каниш сам понимал ее речь. Но какая разница! Ее жесты, интонация и язык тела сообщали все, что нужно было знать: она сердится, и лучше ей не перечить.

Ростом она была почти с Каниша, и его вид ничуть ее не пугал. Но ведь и она не пугала его. Он просто безучастно выслушивал Карлу, позволяя гневному потоку слов окатить его, пока ее злость не иссякнет. Тогда он отмахивался ото всего и возвращался в свой угол на палубе, где извлекал кости и начинал бросать их на пол, как будто ожидая от них подсказки, где искать следующее скопление облаков.

Зато в другие дни они сидели рядом и смеялись, или, устроившись под навесом, лениво потягивали вино, которое выменяли на несколько литров своей воды.

По вечерам зачастую именно Каниш готовил ужин. Пряный аромат трав смешивался с запахом томящегося риса. Вегетарианцами они не были, но и мяса не ели. Зато они ели небесную рыбу, которую ловил Каниш. В открытом пустынном небе выбирать особенно не приходилось: или небесная рыба, или ничего.

Вдоль Главного Потока небесной рыбы было в изобилии, но подлетать близко к земле они остерегались. Впрочем, рыб нетрудно было приманить при помощи удочки и лакомой наживки, и тогда уж ловить их неводом, где они будут беспомощно бить хвостами. Должен признаться, мы и сами ели рыбу. Мне было жалко смотреть, как она гибнет, но она очень вкусная.

Рис – вот наша основная пища. Рису для роста нужно много воды, и каждое зернышко, что попадает к нам на стол, привезено из других мест. Его выращивают на тех редких островах нашей системы, где воды хватает с лихвой. Они образуют обширный архипелаг за десятки тысяч километров отсюда. Их нередко обволакивают тучи, и еще там есть солидные подземные источники. Называются они, неудивительно, Рисовыми Островами. Пусть неизобретательно, зато отражает суть.

После ужина Дженин обычно отправлялась делать уроки, а ее мать оставалась на палубе – читать, отдыхать или заниматься делами, а иногда она пела, и ее голос разливался по теплому, нежному воздуху. Песни Карлы почему-то всегда были скорбными, как плач по давно минувшему, по утерянному, по любимым людям, оставшимся в памяти, по всем и по всему, чего уже не вернуть назад.

Звуки ее песен всегда вызывали улыбку у моего отца. Он слышал ее голос, эхом доносящийся с пристани, когда засиживался допоздна за работой.

– Настоящий охотник за облаками, – говорил он. – Счастлива лишь тогда, когда несчастна.

Но у него у самого взгляд в эти минуты становился мечтательным, как будто он пытался вызвать в памяти какое-то давнее воспоминание. И он всегда оставлял открытым окно в кабинете, чтобы слышать каждое слово ее песен.

Редко, но бывало, что над нашим островом проливался дождь. Это оборачивалось временными трудностями для охотников, потому что тогда никто не покупал у них воду. Зачем, спрашивается, когда вода течет бесплатно? Дожди могли не прекращаться неделю, и охотники не зарабатывали ни пенни. Но в конце концов дождь переставал на многие месяцы, и людям снова приходилось рассчитывать на надежные источники: природные ручьи то там, то сям, промышленное производство воды – и на охотников за облаками.

Охотник за облаками во время дождя.

В нашей семье это стало расхожей фразой. Это папа придумал.

– Да что с тобой стряслось? Ты как охотник за облаками во время дождя.

Это значило, что ты выглядишь безнадежно несчастным. И отчасти промокшим.