Планета-тюрьма - Уильям Дитц Страница 14

Ну, сказал он себе, хватит заниматься осмотром достопримечательностей. Пора всерьез задуматься о выборе профессии. Эта мысль заставила его улыбнуться. О каком выборе идет речь? Из чего тут выбирать? Вопреки совету доктора Фескера, становиться игроком он не собирался. Его никогда не привлекали азартные игры. И потом, зачем ждать, пока деньги сами придут к тебе, когда можно пойти и взять их? Да, решено, он займется охотой. Здесь, на Трясине, всем заправляли охотники. Кроме того, они сумели понять эту планету, научились говорить с ней на ее собственном языке, и это тоже импонировало Ренну. Итак, решено. Он станет охотником.

А потом… За заботами о насущном маячила еще одна, гораздо более значительная и важная цель. Со временем он найдет способ выбраться с Трясины, разделается с Шинто и восстановит свое доброе имя. Хорошо, когда есть большая, пусть отдаленная цель, даже если пока она кажется почти недостижимой.

Ренн зашагал дальше упругой, энергичной походкой.

Вывеска гласила: «САЛУН».

У Ренна не было ни денег, ни того, что могло бы заменить их, но он нуждался только в информации, а ее, возможно, удастся получить бесплатно. Он вошел внутрь и оказался в большом зале, заставленном разнокалиберной мебелью. Посетителей было мало. Только человек, стоящий на коленях перед стойкой, две скучающие проститутки за угловым столиком и игрок, который сидел, привалившись спиной к стене и тасуя карты. Клиенты появятся позже. Даже на Трясине сейчас было еще рановато для серьезной попойки.

Стойка тянулась вдоль одной из стен. Она представляла собой цельный ствол дерева, которому придали прямоугольную форму и гладко отшлифовали. Древесина была желтовато-зеленого цвета и имела прекрасную ровную структуру, без каких-либо следов волокон или прожилок. Примерно треть ее длины была украшена резьбой. Прекрасно выполненная, она, казалось, отражала историю планеты и строительства города, начиная с того, как первый научно-исследовательский корабль опустился на ее поверхность, и заканчивая сценами стычек с отвратительными на вид монстрами.

Только пройдя всю длину стойки, Ренн понял, что стоящий на коленях человек был художником и в данный момент трудился, добавляя последние штрихи к своему новому шедевру. Нагнувшись, он с помощью маленького резца заканчивал детали узорной листвы за спиной одного из монстров. Работал быстро, действуя исключительно левой рукой, в то время как правая безостановочно ощупывала поверхность работы. В такт своим движениям встряхивая длинными сальными волосами, художник все время бормотал что-то себе под нос.

Ренн остановился у него за спиной, пораженно глядя на резьбу. Это была потрясающая работа. В бугристых мышцах монстра ощущалась такая грация и в то же время такая мощь, что, казалось, она вот-вот выплеснется наружу и затопит зал. Вспомнив о своем решении стать охотником, Ренн от всей души понадеялся, что монстр был не столько списан с натуры, сколько являлся плодом воображения его создателя.

— Замечательная работа, — сказал он.

— Рад слышать, — не оборачиваясь, ответил художник. — Как вам кажется, лиственный орнамент не портит впечатления?

Ренн перевел взгляд на то место, о котором говорил художник. Орнамент поражал точностью и не только не мешал восприятию монстра на переднем плане, но, напротив, придавал изображению еще большую объемность и глубину.

— Он прекрасен.

— Ну и хорошо, — ответил художник и встал. — Значит, настало время выпить. Эй, гарсон!

— Я тебе не «гарсон», пьяница, — отозвался сморщенный маленький человечек, появляясь из задней комнаты. — Чего тебе?

— Твоего мерзкого пойла, чего же еще?

— Ты закончил секцию?

— Ну да, — сердито ответил художник. — Вот и мой друг может подтвердить.

С этими словами он повернулся к Ренну. Тот остолбенел. Лицо художника выглядело как ужасное сплетение грубых складчатых шрамов. Никаких признаков глаз. Единственная черная дыра представляла собой уцелевшую ноздрю, да еще, когда он говорил, приоткрывалась безгубая щель.

— Ну, что же вы молчите? Работа закончена или нет?

— Закончена, — пролепетал Ренн.

— Ладно, — с явной неохотой буркнул бармен, поворачиваясь, чтобы уйти.

— И принеси того же самого для моего друга, — сказал художник.

Бармен остановился и оглядел Ренна сверху донизу:

— Это ты пытался застрелить Циклопа из его же пистолета?

Ренн кивнул. В маленьких городках новости распространяются быстро.

Бармен засмеялся:

— Жаль, что меня там не было. Ладно, садись. Но запомни, это твоя первая и последняя бесплатная выпивка в салуне Расплаты.

Пока бармен наполнял два стакана, художник протянул Ренну покрытую шрамами руку:

— Для меня большая честь познакомиться с вами, человеком, у которого не только глаз художника, но и сердце льва. Я — Максвелл.

— Джонатан Ренн… Что, просто Максвелл? Никакого прозвища?

Художник засмеялся. Это был сухой, скрежещущий звук.

— Никакого. Я отношусь к числу тех немногих, кто самой судьбой избавлен от этого унижения. Ну, как меня называть? Урод? Или, может быть, Шрам? Ни у кого язык не повернется произносить такое прозвище, а что еще тут можно придумать? Будьте любезны, возьмите у бармена наши стаканы.

Ренн так и сделал, после чего проследовал за Максвеллом к угловому столику. По тому, как уверенно тот двигался, можно было догадаться, что этот путь хорошо ему знаком.

. — Ну, — сказал художник, усаживаясь, — а теперь попробуйте то, чем оплачиваются мои труды. — Он взял стакан и сделал осторожный глоток. — Ух! Омерзительно, как всегда.

Ренн пригубил напиток, оказавшийся очень крепким, со слабым привкусом мяты. По первому ощущению, не меньше восьмидесяти градусов. Горло обожгло, а когда жидкость достигла пустого желудка, в нем словно взорвалась граната.

— Bay! Зачем же пить, если не нравится? — спросил Ренн.

Рот Максвелла искривился в подобии улыбки.

— Затем, что я алкоголик, и хотя это пойло вызывает У меня отвращение, бьет оно хорошо. Как только мы закончим разговор, я вернусь к работе. Через полчаса или, может быть, через час гарсон нехотя нальет мне следующую порцию. Я проглочу ее, и цикл начнется сначала. Если все пойдет хорошо, эффект будет постепенно накапливаться, и часов в десять-одиннадцать я отрублюсь. А больше мне от жизни ничего и не надо.

— Ну, вы, безусловно, один из самых организованных алкоголиков, которых мне когда-либо приходилось встречать, — сказал Ренн.

— Благодарю вас.

— То, что здесь изображено… Это плод вашего воображения или монстры в самом деле так выглядят?

Максвелл сделал еще один глоток, очень осторожно, стараясь не пролить ни капли.

— Они и в самом деле так выглядят, друг Джонатан. Я видел их собственными глазами.