По закону меча. Мы от рода русского! - Валерий Большаков Страница 14

Сотни глоток исторгли полузадушенный смех, перебивая серебряный колокольчик Инграды.

– Тише, вы! – гаркнул ярл и скомандовал: – Выдвигаемся! Лодьи подойдут еще до света, надо успеть очистить остров...

...Ночной туман закутал и Сену, и остров Ситэ; словно в союзники русов записавшись, поставил завесу – плотную белую пелену, скрывающую корабли до верхушек мачт. Звуки вязли, падая как в вату, предутренняя тишина напускала на франков сонную одурь – часовые, и те дремали. Иные даже похрапывали, прислонясь к сырым камням.

А в храме Юпитера прибывало полку. Русы по-тихому вылезали из люка и жались к стенам в просторной целле. Олав раздавал краткие распоряжения:

– Полусотни Труана, Гуда и Пелга – занимаете восточную часть, и чтоб тихо! Тебе, Либиар, поручается мост на левый берег, ворота и Квадратная башня. Смотри мне, чтоб чисто было! К мосту лодьи будут швартоваться.

– Сделаем... – проворчал кряжистый Либиар.

– Ты, Асмуд, дворцом займешься, а твои, Тшудд, пусть Сторожевую башню берут. Только давайте сразу договоримся – не отвлекаться на девок и золото. Все и так наше будет! Если прокопаемся, то просто ничего не успеем.

– Да понятно, – отмахнулся бледнолицый Труан. – Я своих уже прижучил.

– Слушай меня! – пробасил Гуляка задушенно. Испуганное эхо запорхало под сводами храма. – К атаке... Готовсь! Мечи – к бою!

Вскинулись круглые щиты, сотней змей зашипели мечи, выползающие из ножен. Бесшумно разгребли туман ворота – ночью петли обильно смазали. Мягкие сапоги не грюкали, ступали тихо, как мокасины на тропу.

– На врага... И тихо чтоб!

Ушли тшуддовцы. Скрылись в тумане труановцы.

– Выдвигаемся, – сказал Асмуд и повел свою полусотню на дворец.

Теплая, благодатная Галлия! Даже туман не тяжелил одежд сыростью, не знобил тело. В землях, где зимою идут дожди, замерзнуть трудно, особенно русам, привычным к рекам, промерзшим до дна, и лопнувшим от морозу деревьям.

– Улеб, – раздавал приказания Асмуд, – удерживаешь южный вход. Твои, Свен, держат тот, что с угла. И ждать! Олдама, бери Варула – и на крышу. Свистнешь! Остальные – за мной! Прорываемся разом, по свисту Олдамы. Твои, Варул, первыми идут!

– Все понял, – кивнул Волчье Ухо.

Караул сняли мигом, будто тех и не было. Тихий свист Олдамы заменил рев турьего рога. Отряд бесшумно ворвался во дворец Сеагриев с трех сторон и сверху. Десяток Варула, заскользил по боковой нижней галерее. Стрелки водили луками по балюстраде верхней галереи-гульбища, ловили цели на балконах и в окнах, пугали кур-несушек и общипанных петухов в покоях дворца.

За позолоченными дверьми открылась пиршественная зала – высоченная палата с тридцатиметровым столом на сотню обжор и выпивох. С потолка свисали знамена, добытые в боях. В конце залы на возвышении стоял трон, а подле него – резное кресло. Стена, выходившая к реке, была прорезана парой щелевидных окон. Слюда, забранная в свинцовый переплет, цедила серое полусвечение, предвещающее зарю.

– Всех сгонять сюда, – приказал Варул. – Свенельд! Фаст! Стерегите двери. Всех впускать, никого не выпускать. Олдама!

Коренастый дренг возник на верхней галерее.

– Кто там у тебя?

– Слуги! – приглушенно доложил Олдама.

– Гони их вниз! Сюда вот!

Завизжала женщина. Напротив пиршественной залы, через атриум с давно уж иссякшим фонтаном, распахнулась дверь, и на каменные плиты двора выбежали растрепанные, очумелые тетки в одних рубахах, с соломой в волосах. Надо полагать, гофдамы. Почти все босиком, гофдамы волокли с собой вороха одежек и обувок.

– Как вы смеете! – срывающимся голосом закричала симпатичная, черненькая конфидентка. – Я особа королевской крови! Я – герцогиня Суассонская!

Олег галантно открыл дверь в трапезную.

– Особу загоняй первой!

– Топай, давай, – добродушно велел Ошкуй и ущипнул герцогиню за мягкое место. Особа королевской крови взвизгнула и влетела в пиршественную залу. Ойкая и толкаясь, за нею последовали прочие «прекрасные дамы». От дам остро несло благовониями и застарелым потом.

– Фрелав! Hyp! Стемид! Давай в то крыло!

Варяги шагали темными, сырыми галереями, отчетливо вонявшими аммиаком, через запыленные палаты, по сводчатым коридорам, скупо освещенным смердящими факелами, торчавшими из ржавых гнезд в стенах, пока не вышли в портик зимнего сада, к волглым купам малахитовых колонн. Отсюда был виден Еврейский остров, лежавший против дворца, и просматривалась угловая Луврская башня на правом берегу.

– Аой! – донесся вдруг глухой боевой клич франков. – Аой!

– Эт-то что еще такое? – нахмурился Олег. С чудовищным скрипом раскрылись створки позеленевшей бронзовой решетки, и на пороге возник запыхавшийся Олдама.

– Там! – закричал он, тыча в коридор, и Олег бросился куда указано. Олдама затопал следом.

– Там Тшудд! Ему сказали Шателе брать, а он палаты грабит!

Олег зарычал от бешенства. Весь план насмарку! Тшудд, сволочь жадная... Взял и все испортил! Франков надо было тепленькими брать. А теперь прольется кровь! Кровь!

Сухов бегом пересек ветхую Галерею правосудия и выскочил на широкий двор между оплотом справедливости и башней Шателе. Из Зала караулов, занимавшего весь низ башни, валили, валили, валили палатины – личная охрана графа Парижского. В чешуйчатых доспехах, как жар горя, и в блестящих касках с петушиным гребнем, они с крыльца кидались в бой, словно пародируя задиристых петелов.

– Аой!

Палатины бросились на варягов Тшудда, таскавшихся по двору с хабаром – серебряными кувшинами под мышками, золотыми цепями на шеях, ворохами парчи, бархата и траченных молью мехов. Отягощенные добром, русы и биармы падали под ударами франков, пачкая в крови драгоценные ткани.

На Олега навалились двое. Один – огромный палатой с заплывшим глазом, перебрасывавший топор из руки в руку, второй – жиденький, бледный парнишка с прыщавой мордочкой – дрисливый щенок, дворянский ублюдок из мелкопоместных. Палатин с заплывшим глазом, надсадно хэкнув, занес топор и выронил. Опрокинулся на спину. Из переносицы у него торчала стрела. Другой палатин, который пожиже, присел и рубанул Олега по ногам. Сухов подпрыгнул и мечом развалил жиденького почти напополам.

Клокочущая в Олеге ярость уняла муки совести и долила сил. Навстречу, пуча глаза, выбежал Тшудд. На его бычьей шее болтался добрый десяток ожерелий, бус и цепей из тяжелого кованого золота.

– Ты что ж это, гад, творишь?! – прорычал Олег. Коротко ударив Тшудда под нос, он всадил костяшки пальцев в кадык биарму и ударом локтя снес того с ног.

– Слушай мою команду! – гаркнул Вещий. – Стройся «клином»! Мечи к бою! Вперед!

Добрая слава Вещего поднимала его в негласной табели о рангах. Поэтому даже хольды охотно подчинились – они верили Олегу и в те высшие силы, которые ему помогали.