Пиковая дама - Екатерина Оленева Страница 14

Мы перенеслись в глухое место – в один из тупиков Зелёного Лабиринта. Ночь была глухая и тёмная. Нас никто не должен был побеспокоить.

Удары Винтера Блэйд легко парировал, даже не вспотев. Силы противников были приблизительно равны, пока, следуя своей чёрной породе, Блэйд не использовал против кузена камни. Разъяренный кузен выполнил любимый свой трюк – огненные стрелы. Он, конечно же, не должен был этого делать. Попади маленькие молнии в цель, исход для противника был бы печальным.

Но Блэйд подло отзеркалил удар. Всё, что кузен послал в его сторону, вернулось к нему же. Мы были вынуждены тоже ввязаться в драку. Но видимо сам дьявол был на стороне Блэйда. Проклятый держал оборону железно. Чтобы бы мы не делали, пробить не могли.

От наших ударов он увертывался, уклонялся, уходил, пока собственные атаки нас же и не вымотали.

Мы не думали, что легко его одолеем. Но с ним оказалось даже труднее, чем мы рассчитывали. Устав, договорились ударить разом, все вместе. Окружили его. Но, не понятно каким образом, он использовал нашу же энергию против нас! Отдача была такой силой, что всех разбросало, точно кегли. Магический фон подскочил до такой степени, что нас засёк Патруль.

Он и явился как раз вовремя, чтобы зафиксировать использование смертельного проклятия, что Блэйд собирался применить к Винтеру.

На судебном разбирательстве Эмма дала показания, будто Блэйд покушался на её честь, а кузен Винтер и его друзья вынуждены были вступиться. В результате чего и завязалась драка.

Наш противник якобы нарушил два нерушимых правила. Он – никто, а посягнул на жизнь и честь дворянской семьи! Блэйда в два счёта выкинули из Университета. Не помогло даже прямое заступничество директора. Мы торжествовали победу. Пока Эмма не получила первое послание.

– Значит, послания уже были?

Прикусив губу, Эвелин кивнула:

– Твоё уже третье. Подумать только? Гадёныш осмелился нам мстить! – с искренним возмущением воскликнула она.

Откровенно говоря, я была в шоке. Не столько тем, что у меня, оказывается, в списке личных врагов оказался столь сильный маг, который в одиночку сумел противостоять шести противникам. Куда в большее смятение или, уж если говорить откровенно, разочарование, меня привело поведение людей, к которым я уже начала привязываться.

Нет, ну нормально, а?! Переспала с парнем, проснулась, подумала, с чего-то передумала (хотя думать нужно до, а не после), ну, поставила точку.

И всё. Живи дальше. Зачем такие радикальные меры? Зачем такая травля?

– Он симпатичный, этот некромант? – спросила я.

Может быть, на самом деле это именно он дал Эмме отставку, а самовлюблённая красотка ему отомстила, как могла? Мысль не лишена логики.

– Этот бесстрастный крысёныш? – брезгливо передёрнула плечами Эвелин. – Заморыш, жмущийся по углам.

– Наверное, из бедной семьи?

– У него вообще никакой семьи нет. Он – сирота. На обучение в Институт попал по целевой программе, по рекомендации кого-то из министерских. Сутулое тёмное пятно. Но умен, гад. Ума у него, при всё желании, не отнять. И маг талантливый.

Что-то в горячности, с которой Эвелин произносила свою тираду, мешало ей верить. Слишком уж напоказ она выставляла свою неприязнь. Не сходилось что-то в стройную логическую картинку. Я, конечно, не великий психолог, но сестру Эвелин жалует не особо, чтобы так люто ненавидеть её врага. Где-то рыжая красотка фальшивит.

– Ты что? Сочувствуешь ему? – возмутилась Эвелин, заметив мои колебания. – Да если бы мы опоздали вмешаться хоть на минуту посланный им подарочек разорвал бы тебя на части!

– Я не хочу ссориться, Эвелин. Слишком устала, слишком напугана, чтобы делать какие-либо выводы. Возможно, я просто не знаю каких-то деталей. Но так, как эта история прозвучала… боюсь, каким бы плохим не был этот парень, у него есть моральное право вам мстить.

– И не сомневайся, он этим правом воспользуется.

На этом мы и легли в постель, повернувшись друг к другу спиной.

Сон по-прежнему отказывался идти, хотя вот-вот должен был забрезжить рассвет. На душе – мутно и гадко.

Вот можно ли доверять людям, собравшимся в стаю, чтобы терзать одного неугодного им противника?

Я хотела найти им оправдания. Ну, может быть этот некромант и взаправду тот ещё типчик?

Моя мама всегда говорила, что даже если твой противник негодяй, это не повод становиться негодяем самому.

Она никогда не проповедовала непротивление злу насилием. Бороться нужно, но – достойными, честными методами. Преступник должен быть изолирован от общества и лишён возможности совершать преступления дальше. Но пинать его, плевать в него, а тем более пытать или мучить любым другим способом – это мелко.

Нападать на противника численным превосходством – тоже мелко.

Меня также не оставляло ощущение, что Эвелин что-то не договаривает.

Она знала о заклинание, поменявших нас телами с Эммой куда больше, чем говорила мне или даже своему отцу.

А возможно у меня после встречи с зомби обострилась паранойя?

Едва утром перешагнув порог я нос к носу столкнулась с Винтером. Кузен стоял, прислонившись спиной к стене, засунув руки в карманы.

– Что ты тут делаешь? – возмутилась я. – Чего тут стоишь?

В ответ он хмыкнул, не поднимая глаз. Делая вид, что его ну очень интересуют его же идеально налакированные, сверкающие ботинки.

– Стою, где хочу.

– Ты не стоишь, где хочешь… вернее, ты не просто стоишь, где хочешь – ты меня поджидаешь!

– Поджидаю. И что дальше?

– Зачем? – смягчилась я.

Он поднял голову и заглянул мне в глаза:

– Эмма?

– Что?

– Ты действительно совсем ничего не помнишь?

– Какая трогательная забота обо мне, кузен, – приподняла я бровь. – Что именно ты хочешь, чтобы я помнила?

В смеющихся янтарных глазах Винтера было целое море жизнелюбия и столько же азартной злости.

– Вот это!

Почувствовав его руки у себя на талии, я резко повернулась и оказалась с ним лицом к лицу.

Дыхание Винтера щекотало мне щёку.

– Я называл тебя моей богиней, помнишь? – зашептал он жарко.

Я слышала, как медленно и тяжело он дышит.

– В нашу последнюю настоящую встречу я говорил, что никуда тебя не отпущу. Никому не отдам. Никогда. В который раз предлагал сбежать? Мы наслаждались друг другом в последний раз.

Его руки больно сжались на моих предплечьях. В жесте чувствовалась угроза.

– Винтер, пусти! Мне больно.