Внучка бабы Яги - Татьяна Коростышевская Страница 14

Так, значит, бабушка с самого начала не планировала убивать младенца? Я припоминала формулировки ведьминого договора. Матрене было обещано, что ее «от горя избавят». Только и всего, остальные ужасы я сама придумала. Охохонюшки! Наказать себя, что ли? В угол на горох или вообще розгами по мягкому месту. Представив, под каким углом мне придется извернуться, чтоб это осуществить, я прыснула. Леший пошевелил ушами. А он-то чего как приколоченный тут стоит? Ни полюбовница, ни ребятенок ему уже не интересны? Я оглянулась на камень. Матрена все так же держала младенца у груди. А ведьмы-то хороши — скит у них, общество какое-то сестринское… А бабушка-то — за столько лет ни намека, ни словечка… Тьфу, да что мне за чушь в голову лезет, когда тут такие дела творятся? Я сделала большой шаг вперед и звонко щелкнула лешего по лбу. В кусты бесконечно плавным прыжком сиганул уже слегка поседевший от страха перед приближающимися холодами заяц.

— Бабуль, лесовик Матрену увел, — сказала я, перебирая ворох палых листьев на том месте, где всем виделась роженица.

Яга встрепенулась, повела головой из стороны в сторону, будто прислушиваясь, и закричала:

— Найти!

Остальные жрицы кинулись с поляны, как свора охотничьих собак, послушных слову хозяина.

— Ну ничего… Приведут их сестры, — бормотала бабушка, обессиленно опускаясь на землю возле почти остывшего кострища.

Скупой пасс руками, и вот уже веселые язычки пламени разгоняют ночной сумрак.

— Как же они лешего поймают в его-то владениях? — присела я рядышком.

— Это, девонька, еще неизвестно, чьи тут угодья…

— Одного не понимаю, — поворошила я угольки длинной веткой, — чего ты не разрешила ему ребеночка оставить? И зачем обряд нужен был? Разродилась бы баба тихонько, а там бы уж решали.

— А чего решать? Знаешь, какие из таких полукровок берендеи-перевертыши получаются? Парня обучить надо, к сильной волшбе подготовить. А насчет обряда… Без Матушкиной помощи — никак, обоих могли потерять — и мать и дитя.

Тут меня осенило.

— Получается, что ты свою часть договора так и не исполнила? Что ж теперь будет?

До меня только начал доходить весь ужас положения. Но пострадать вволю не получилось. На поляну ввалился Зигфрид, дрожа от возбуждения и дико поводя глазами. Его раскаленные ладони роняли на землю голубоватые искры. Огневик явно готовился к драке.

— Я опять все интересное пропустил?

— Охолонь, — примирительно сказала бабушка, приглашающе похлопав по траве рядом с собой. — Садись, рассвета ждать будем.

Студент обвел взглядом поляну — идола, алтарный камень, нашу теплую компанию — и устроился неподалеку, потешно свернув ноги калачиком. От остывающих рук шел пар.

— А кровь откуда? — Круглый, с ямочкой, подбородок указал в сторону валуна.

— Матрена рожала, — скупо пояснила я. — Мальчика родила.

— Ну это понятно. — Зигфрид почесал в затылке. — А откуда кровь?

Ёжкин кот! Это в каких университетах таких недалеких студентов держат? Он что, дурак? Меня так и подмывало какую-нибудь похабщину вымолвить.

— Да мужик он, просто мужик, — ответила Яга на мой молчаливый вопрос. — Не перемайся, много будешь знать — скоро состаришься… — Это уже студенту. — Лучше расскажи, зачем тебя ко мне послали? Кто там у вас за главного — мэтр Пеньяте небось?

— Вижу, мои наставники недаром говорили о вашем недюжинном уме, фрау Ягг. — Студент ухватился за пояс, щелкнула пряжка, из-под кованой накладки появился мутный кристалл, больше всего похожий на неровный кусок соли.

С поклоном протянул вещицу бабушке:

— Ректор просил передать вам послание.

Ведьма хитро улыбнулась и без замаха бросила друзу в огонь. Когда дым рассеялся, на месте кострища оказался невысокий сухонький старичок. Его полупрозрачная фигура была закутана в бордовую мантию. А всклокоченная пегая копна волос в сочетании с крючковатым носом и ехидными темными глазами указывала, что перед нами настоящий коренной элориец.

— Варвара! — взволнованно вскричал дедок. — Mi mejor amigo!

И затарахтел, выплевывая звуки, как сухие горошины. Этого языка я не знала. Но, судя по довольному лицу бабушки, послание было не лишено приятности.

— Он нас видит? — проговорила я тихонько, обращаясь к Зигфриду.

— Нет, — так же шепотом ответил он. — Односторонняя связь, типа — звуковое письмо.

— Это твой наставник?

— Ага. Мощный маг огня, одним взглядом может…

Ведьма на нас цыкнула, и мы замолкли. А далекий элориец тем временем выхватил откуда-то чудные гусли с длинной деревянной пластиной сбоку. Пристроил на коленях, пробежался пальцами по серебряным струнам. Гулко разнесся первый аккорд, чеканная мелодия выстраивалась подобно кружеву, зазвучала песня. У дедка оказался глубокий приятный голос. Я не понимала ни словечка, но пел он о любви, да так, что сердце мое замирало в предвкушении, а на глаза наворачивались слезы. И представилось, как крепкие, надежные руки обнимают мои плечи, нежно шепчут губы, а синие как омуты глаза… Брр! Чего-то меня не туда заносит! Я тряхнула головой, разгоняя наваждение. Бабушка хлопнула в ладоши — на поляну опустилась тишина.

— Фольклорная практика, значит… — задумчиво пожевала губами ведьма. — Ну-ну…

— Что мне передать мэтру? — подобрался барон.

— Передай, что ежели его из университета выпрут, сможет скоморошить по дорогам, — отрезала Яга.

Потом милостиво добавила:

— Думу думать буду, тебе решение сообщу. Тут семь раз отмерить надо… Ты пока делом занимайся — пословицы там, поговорки… Тосты опять же. Не все ж тебе полезных в хозяйстве муравьедов потрошить.

Тут бабушка гнусно захихикала, я поняла, что дело пахнет пригорелым. Студенту в ближайшее время здоровьем озаботиться придется, особенно если под каждую здравицу чарку опрокидывать.

Из предрассветных теней бесшумно появлялись сестры. Судя по всему, погоня успехом не увенчалась. Я с удивлением заметила, что все жрицы были гораздо моложе моей бабули. И если Данута по возрасту годилась мне в тетки, то остальные были чуть старше меня. Не бабы — девицы. Студент держался гоголем — плечи расправил, поплотнее запахнул сюртук и поправил очки на переносье. Ведьмы едва удостоили его внимания. Молча рассаживались вокруг костра. Одежда жриц, кроме одинаковых головных уборов, отличалась разнообразием. Данута щеголяла подбитой мехом кацавейкой, накинутой поверх длинной вышитой рубахи. Курносые и голубоглазые, похожие друг на друга, как горошины в стручке, рутенки кутались в богатые беличьи шубки. А еще две барышни, чье происхождение вот так с наскоку не определялось, были в диковинных нарядах, плотно облегающих грудь и широко расходящихся от талии. В памяти всплыло непростое слово «кринолин».

— Они по наведенной тропе ушли, — проговорила ледзянка, повинно наклонив голову. — Совсем…