Сварог. Летающие острова - Александр Бушков Страница 144

Нерационально было бы снабжать замок чем-то убойным – кто-тоиз членов экипажа мог оказаться молодым любителем шуток и сунуть туда руку изчистого озорства, что же, убивать его за это?

Грибок засветился венчиком густо-алых огней, откуда-тосверху рявкнула басовитая сирена – коротко и пренебрежительно, словно плюнуласмачным матерным словечком. Сварог отступил, кивнул Делии.

Златовласая принцесса, прекрасная даже в мешковатойсеребряной кольчуге, изодранной и испачканной, в сбившемся на сторону шлеме смаской, торчавшей козырьком над глазами, с косой, уже подсохшей царапиной нащеке и спутанными грязными локонами, сделала шаг вперед, не выпуская меча. Сварогосторожно высвободил из ее пальцев черную рифленую рукоять и отбросил клинок,не глядя. Царапая подушечки пальцев, сорвал застежки и стянул с ее рукикольчужную перчатку. Делия протянула руку и, сжав губы, накрыла ладонью золотойконтур.

Венчик зеленых огней по кромке грибка. Гриб медленно ушел впол. Гасли покрывавшие колонны огоньки и знаки, замедлялось круженье золотыхструй, они словно бы замерзали, прозрачные колонны становились непроницаемобелыми. Корабль засыпал. Сварог повернулся и зашагал прочь, по-прежнему ничеговолнующего не испытывая. Великие предприятия всегда кончаются буднично, какосенний дождь.

В зале уже погасли почти все огни и краски. Спускаясь внизпо лестнице, они видели, что за окнами вместо угрюмых картин неизвестногочужого мира появились не менее отвратительные, но здешние как-никак джунгли.Диковинная чащоба умирала на глазах – одни ветки истаивают, как уходящийпризрак, другие рассыпаются струйками дыма, гибнут, пропадают, стекают крупнымикаплями мутной слизи, лес растворяется, как злой мираж, как кошмарный сон, исквозь него проступают дубы и сосны вдали, синее небо, облака, солнце, двавысоченных камня – пресловутые Ворота. И наваждение сгинуло окончательно, неоставив следа.

Встав у двери, Сварог пропустил всех наружу. Достал измешочка бабки-гусятницы красную ленту, бросил через левое плечо, произнес всенужные слова, пришедшие бог ведает из какого далека. Потому что в уснувшихмашинах дремала память, готовая к употреблению в любой момент, – память омире, откуда приходит Зло, и ее никак не стоило отдавать лихимэкспериментаторам из Магистериума, способным походя, из неутолимого научноголюбопытства, подпалить мир. И экспертам Гаудина тоже не следовало этот трофейотдавать. Гаудин безусловно не одобрил бы – ну и черт с ним…

Выскочил под солнце. Все его люди уже что есть духу бежалипрочь, угадав его намерение, сообразив, что он замыслил напоследок какое-тобезобразие, – и за ними, как верные псы, скользили над самой землей четырестареньких, продранных и потертых ковра. Сварог не спеша двинулся следом.

Уардах в пятистах остановились. Пламя захватило все триэтажа, вырывалось из распахнутой двери, и вимана казалась стеклянной шкатулкой,налитой бурлящей, клокочущей алой водой. Вимана была чудом научной мысли, и придругом раскладе пламя, даже магическое, наверняка погасили бы хитрые устройства– но они уснули вместе с мозгом корабля, и все, что было внутри, сгорело восне. Стены и окна выдержали, конечно.

Лишившись пищи, ярое пламя понемногу затухло, но дым долгоеще валил, выбиваясь тугими клубами сквозь единственный отыскавшийся выход.

– Сообразили, черти? – устало спросил Сварог. –Утекли?

Мара ухмыльнулась:

– Ну, когда ты остался, стало ясно, что следует ждатьэффектной концовки…

Монахи стояли на коленях посреди жухлой зимней травы, поднявк небу грязные, исцарапанные лица. В приливе блаженной усталости Сварог сказалпро себя, сам толком не представляя, к кому обращается: «Видишь? Мы этосделали, и сделали хорошо. На нас все-таки можно полагаться…»

В небе снова возникли три драккара, подлетели на дикойскорости, мгновенно замерли в воздухе, пренебрегая законами инерции итяготения, плавно опустились на землю. Ближе всех к Сварогу оказался тот,изуродованный. Вблизи он выглядел вовсе уж страшно – весь левый бок в лохмотьяхрваной, вздыбленной серебряной обшивки, покрыт глубокими воронками, разрывами,вмятинами.

Справа мягко щелкнула дверца. Вылез офицер и, с небрежнымгвардейским изяществом печатая шаг, направился к Сварогу – элегантный,безукоризненный, как теорема Пифагора, лейтенант Серебряной Бригады вчерно-сиреневом мундире со множеством серебряных шевронов, нашивок и эмблем, сзолотыми лавровыми ветками на лацканах и умопомрачительным кортиком у бедра, взеркально блистающих белых сапогах. На лице – рассеянность и скука, высший шик«охотников за демонами». Словно и не его машина выдержала страшную схватку.

– Граф Гэйр? – Он небрежно-лихо отдал честь, глядятолько на Сварога, не удостоив остальных и мимолетного взгляда. – МаркизОклер, командир крыла. Мои поздравления. Надеюсь, вы не в претензии за то, чтомы немного распугали здешних пташек?

– Ну что вы, – сказал Сварог. – Где это васугораздило?

– Пустяки, – гвардейский пижон и бровью неповел. – Небольшая стычка. Прошу в драккар. Вас с нетерпением ждут.

Сварог улыбнулся, глядя ему в глаза. Оглянулся на своюпритихшую команду и сказал столь же небрежно:

– Благодарю. Я в состоянии добраться сам. Видите ли, у меняне все дела здесь закончены…

Город походил на пышный праздничный букет, собранный любовнои тщательно.

С балконов и с подоконников свисали гербовые полотнища сзолотой бахромой – где новенькие, где ветераны, помнившие не одно торжественноешествие и не один коронный праздник. Сине-черные штандарты и деревянныепозолоченные короны красовались в строжайше утвержденных ДепартаментомЦеремоний местах (поскольку дело государственное и любая самодеятельность тутнеуместна). Но в память о старинных вольностях гербового города его жителей следовалопобаловать и иллюзией сопричастности к принимаемым в верхах решениям. А потомуне возбранялось вносить свой вклад в декорум. И от окон протянулись чуть ли недо земли полосы разноцветных тканей, смотря по богатству домохозяев – отдорогущего узорчатого абердарского далматина в невиданных цветах и сложныхорнаментах до матово-синего бархата с Катайр Крофинд. Кое-кто по простотедушевной вывесил праздничные скатерти, расшитые и украшенные по кромкешлифованными полудрагоценными камнями. Пестрели гильдейские знамена, даже загулом толпы слышно было, как в близлежащих храмах трезвонят колокола, звенятгонги и птелосы [48]. Время от времени с Итела долетал тяжелыйгром пушек – стоявшие на реке корабли палили бортами, и слева, над крышами,висели клубы дыма.

Крыши были усеяны людьми, как подсолнух – семечками. Постарому обычаю, во время таких шествий зевакам разрешалось взбираться даже напамятники, и бронзовый король Арленг, первый Барг, восседал на могучембронзовом жеребце в компании доброго десятка студентов Ремиденума – самыйотчаянный вскарабкался его величеству на плечи и устроился удобнейшим образом,свесив ноги по обе стороны вошедшей в легенды королевской бороды.