Ричард Длинные Руки - эрцпринц - Гай Юлий Орловский Страница 15

— Грешникам, — сказал он резко, — дает время раскаяться!

— Ага, — ответил я, — хорошо, я дам вам время раскаяться… Сэр Меревальд, не сочтите за труд, кликните кузнеца. Лучше троих-четверых. И пусть принесут цепи. В их же обозе десяток телег с цепями!

Он ухмыльнулся.

— Их везли для вас, ваше высочество! Ну и для нас тоже.

Я бросил короткий взгляд в его удаляющуюся спину. Когда прибыли Лихтенштейны с Сулливаном, а потом Геллермин, все четыре верховных лорда как-то поблекли, а когда явился с огромной и прекрасно вооруженной армией герцог Клемент, явно ощутили себя отодвинутыми на окраину, с которыми не очень-то и считаются.

Меревальд первым понял, что теперь их мнения и желания для меня ничто и что выгоднее всего поставить себя и свою дружину в мое полное подчинение.

Пока искали кузнецов и вытаскивали цепи, я рассматривал пленных, все таких же надменных и высокомерных, словно они только-только едут на победную войну, за каждым хвост благородных предков, что все видят и не позволят уронить честь рода.

— Итак, — сказал я неприятным голосом, — Господь нам всем даровал свободу выбора. Потому я, слушая его волю, даю ее вам.

Они все смотрят одинаково надменно и в то же время настороженно. Обо мне уже постепенно расходится молва как о человеке, чьи слова и поступки предугадать трудно.

Один из тех, кто сидит впереди, поинтересовался подчеркнуто небрежным голосом:

— Свободу… выбора? В чем?

Я ответил сухо и с неприязнью:

— Всякий, кто откажется от апостольской веры и примет истинную, получит свободу. Остальных же отправят на каторжные работы!

Пленные лорды заволновались, самый родовитый из них, граф Кендишир, произнес с благородным негодованием:

— Что никто из нас не отречется от единственно истинной веры, вы и сами знали. Но что за глупость насчет каторги? Мы — знатные лорды!

Я произнес зловеще:

— А тот ваш Бог, которому вы кланяетесь, различает лордов и чернь?

Он запнулся, но ответил так же гордо:

— Зато различает церковь

— Ваша церковь будет уничтожена, — пообещал я - А теперь… всем встать!.. Встать, я кому сказал! Строиться в колонну по двое!.. Стража!

С обеих сторон сдвинулись ратники с пиками, выставив перед собой длинные древки с острыми стальными жалами. Лорды пробовали оставаться на местах, но острия кололи всерьез, лорды вскрикивали, ругались, однако их одежда обагрилась кровью из новых царапин, и все с руганью и проклятиями, но выстроились по двое.

Я посмотрел по сторонам, поймал взглядом Алана, он сразу же понял и примчался бегом.

— Ваше высочество?

— Алан, — сказал я, — ты уже сотник?

Он выпалил с благодарностью:

— Да, ваше высочество! Вы сами велели сэру Дарабосу повысить меня с десятника.

— Сотник, — сказал я, — это неплохо. Но теперь есть мудрая мысль перевести тебя в благородное сословие и назначить командиром конвоя. Отбери нужное число для сопровождения и охраны этих… высокородных.

Он рухнул на колени, а лицо осветилось так, словно перед ним возник ангел небесный.

— Ваше высочество!

— Не подведи, — сказал я важно.

Он спросил торопливо:

— Куда вести?

— Правильный вопрос, — похвалил я. — Гони в самую глубь наших земель!

— В Турнедо?

Я покачал головой.

— Не знаю, куда отступим под натиском Мунтвига, но нужно, чтобы он не освободил пленников, это удар по нашей репутации.

— Будет сделано, ваше высочество!

— Отступай с ними, — сказал я, — хоть до самого Сен-Мари!.. Но они должны остаться в плену, пока мы сами не соизволим как-то решить их судьбу.

Дальше я наблюдал издали, как пленных сковали единой цепью: лордов, простых рыцарей, и очень простых, и совсем простых, что уже и не рыцари, а элитные оруженосцы, и наиболее стойких ратников, что постыдились позорить себя бегством.

Скованных, их погнали в сторону дороги, ведущей на юг. Алан на своем сером аргамаке, рядом покачиваются в седлах неразлучные Стоун и Мел, с которым снова не разлей вода, а с боков и в конце едут конные стражи.

Буквально через десяток шагов вся цепочка пленных затормозилась, это один из лордов вдруг остановился и даже уперся, не желая идти.

Я взмахом руки послал к нему одного из лучников, тот ринулся так, что песок взлетел выше головы, что-то спросил, выслушал и с такой же скоростью вернулся.

— Ну? — спросил я.

— Он не желает, — выпалил он.

— Чего? В плен?

— Нет, он признал себя пленным, — пояснил лучник. — Однако не желает идти вместе с простолюдинами. Он граф!.. Это унижение для его достоинства. У него семьдесят деревень и два крупных замка…

— Уже нет, — прервал я. — Эй, вон ты… Тебя как зовут?

Могучий ратник с большим топором за плечами прогудел настороженно:

— Герберт, ваше высочество.

— Как твой топор, Герберт? — спросил я.

— Можно бриться, — сообщил он с гордостью.

— Молодец, — сказал я. — Струмент нужно держать в хорошем состоянии. Но я почему-то уверен, с одного взмаха не снесешь голову вон тому гордому графу, видишь? Шея у него толстая, как у Томаса Мора…

Он сказал с обидой:

— Обижаете, ваше высочество…

— Тогда действуй, — велел я.

Он вразвалку пошел к группе пленников, за ним отправилось еще несколько человек. Копейщики выставили свои стальные жала на древках и мрачно наблюдали за происходящим.

Граф смотрел с презрением, надменный, гордо выпрямившись и поглядывая из-под приспущенных век.

Герберт зашел сзади, топор несет вроде бы небрежно, однако на следующем шаге страшное орудие убийства взвилось в воздух, острейшее лезвие прорезало воздух наискось.

Граф уловил что-то недоброе, начал было поворачивать голову, но холодная сталь уже срезала ее настолько чисто, что не задела ни плечи, ни подбородок.

Герберт подхватил покатившуюся голову за длинные волосы, стараясь не запачкаться брызжущей кровью, и победно вскинул на вытянутой руке.

— Прекрасно, — сказал я громко и пошел к пленным, уставившись в них нещадным взором. — Этот мерзавец оскорбил своих братьев не только по вере, но и братьев по оружию!.. Они жертвовали своими жизнями, закрывая его от наших мечей и копий, а он отказывается идти с ними и есть из одного котла?..

Пленные смотрели устрашенно и с недоверием, не понимая и не в состоянии осознать такую жестокость.