Скверна - Сергей Малицкий Страница 15

– Много времени, – донеслось чуть слышно. – Прошло много времени. Месяц? Два месяца? Или меньше? Не помню… Есть хочу. Очень хочу есть…

– Надеюсь… – Игнис кашлянул. – Надеюсь, ты питаешься не человечиной?

– Нет, – в ее голосе как будто послышались слезы. – Я хочу молока… Боги, какое может быть молоко в море? Хочу слабого вина. Или просто воды. Воды хочу. Пить. И есть. Все, что угодно. Хлеб, сыр, мясо, овощи. Все.

– Ты можешь снять эту магию? – махнул рукой Игнис, как будто попытался развеять охватившую его пелену.

– Уже нет, – призналась она. – Этот корабль придется сжечь. Я хочу есть. Там, на палубе, должен быть даку. Это человек с головой пса или гиены, не знаю. У него на поясе ключи от моей клетки. Открой ее, я не могу так больше. Я уже два месяца хожу под себя! Я уже два месяца ем отбросы и помои, которые льют на меня с палубы.

Так и было. Из отверстия в палубе на пленницу падал рассеянный свет.

– Что ты сделала с ними? – спросил Игнис. – Что это за магия? Ты лишила их разума?

– Нет, – она уже шептала. – Они все сделали сами. Я только пролила свою кровь и разрешила дереву слушать и впитывать. Корабль сам извлек из них их ненависть и их ужас и напитался им от киля до кончика мачты… Больше он не слышит меня. Теперь он стал страшнее, чем были они. Корабль лишил их разума. Он сам безумен. Его нужно сжечь…

К середине лета Шуманза выгорела полностью, но запах мертвечины не стал слабее. Отряд в сотню пригнанных из Иевуса иури прочесывал развалины и окрестности, выгребал останки несчастных и сбрасывал их в реку. Та сопротивлялась всеми силами; прибивала мертвых к берегам, накапливала горы гниющей плоти на отмелях, пока, наконец, не заполнила трупами русло севернее Шуманзы, близ древних развалин, и не разлилась болотом разложения и смерти. А потом подул северный ветер, забил ноздри тленом и сделал пребывание в лагере на холмах близ дымящихся руин вовсе невыносимым. Иури вскоре от непосильной работы перемерли, а со стороны руин полетели толстые и жирные могильные мухи. Только тогда войско свеев, вентов и антов зашевелилось. Начали сниматься шатры, вьючиться лошади. Одно было непонятно: куда идти дальше? Или настала пора распустить с таким трудом взнузданные орды? Тогда зачем так тщательно делилась добыча и отправлялась со специальными обозами на север в свейские деревни, на восток в антские, на запад – в вентские? Значит, война должна была продолжиться, несмотря на щедрую добычу из Иевуса и Шуманзы? Когда еще морские разбойники умудрялись взять хоть одну анкидскую столицу? И вот, пожалуйста, Иевус разграблен, Шуманза сожжена, великаны рефаимы взмолились о пощаде, попрятались в горных пещерах, недостойные прайды, подчиняющиеся женщинам, перегораживают горные перевалы, Касаду спешно собирает войско, трясется от страха, жаждет союза с вечным соперником – Махру. Аббуту замерла от ужаса, жмется к Тимору и Обстинару, ведь последние вроде бы стали частью Великого Ардууса? Что это за величие такое, не подтвержденное ни былой, ни настоящей славой, если только не о богатствах Ардууса и Эбаббара идет речь? Тогда да, войска под управлением твердого, словно камень, выбритого наголо вента Слагсмала и веселого и страшного свея Джофала готовы признать это величие и покуситься на него, потому что именно свеи, венты и анты заслужили право называться великими, сначала под стенами Иевуса, а потом и под стенами Шуманзы! Отчего же тогда молчат вожди? Отчего хмурятся тысячники и сотники? Или мало почти трехсот тысяч северных воинов, чтобы сковырнуть вирские крепости, все эти атерские бастионы? Разве хоть одна из их крепостей сравнится с древним Иевусом?

Протестов не было, но шепот понемногу обращался ропотом. Советы вождей не собирались, ведь не считать же советами вечерние застолья у бочонка крепкого пития? Но не собирались не потому, что вожди перестали управлять собственными ордами, нет. Их было слишком много, ведь давно известно, что каждая свейская деревня в пять-десять больших домов давала не одного вождя, а нескольких. И если бы не войны, драки, вино и свирепое море, то вождей в тех деревнях было бы больше, чем простых воинов. Но и тех, что оставались, хватало, да только почти все они стали сотниками, мало кто мог набрать воинов для личной тысячи. Но и из тех, кто набрал, – вначале не каждый был готов подчиниться требованиям мастеров, правивших войсками по десять тысяч клинков. Однако как-то так вышло, что уже за первые месяцы строптивцы погибли. Кто получил стрелу в спину, верно, повернулся к врагу не той стороной, кто отравился грязной водой или кислым вином, кто сгорел от неизвестной болезни. А те, кто не был строптивцем, неожиданно для себя познали и хмель победы, и блеск добычи.

И все же на вторую неделю простоя, когда и бочонки с питием опустели, и вонь с севера стала нестерпимой, пошли разговоры, что надо сниматься и уходить домой. Середина лета, по свейским меркам – начало осени, пора бить морского зверя, рыбу, пластовать и вялить добычу на бечеве, если иным прибытком судьба не отсвечивает, нечего задарма чужую землю топтать. Вот из этих-то разговоров и поднялся гул над разбойничьими становищами, когда начали свертываться шатры, но команды уходить на восток или запад к близкой добыче не последовало. Сам лагерь перемещался на десяток лиг к югу, подальше от вони, но одновременно с ним сотни разведчиков были отправлены намного южнее. Значит, ожидалось продолжение удачной войны, которая неудачной и быть не могла, хотя бы уж до течения Азу? А там-то… кто его знает? Тысячи свеев не так давно служили за звонкую монету в окрестностях Светлой Пустоши королю Ардууса, теперь они стали возвращаться, так по всем их рассказам, не было силы у Ардууса, сравнимой со свейской. К тому же не все королевства стали герцогствами Ардууса с великой радостью. А те, которые стали, не с радостью побежали под чужое крыло, а с ужасом от набегов со стороны южных кочевников, что не первый месяц терзали древнюю Тирену. Так не с ними ли пытались сговориться Слагсмал и Джофал? Не оттого ли задержка вышла? А ведь принимали правители посланников с дальнего юга, хотя и пришли те на кораблях с севера. Опять же и волчьи головы из дальней Эрсет прибывали через антские земли. И теперь стоят их корабли у северного берега, щедрую монету платят за добытых рабов. Особенно за мальчишек от двенадцати лет. Великие воины – эти волчьи головы, равных нет. Было бы их побольше, всю бы Анкиду под себя подгребли. Ведут корабли с рабами через антские земли, самые разбойничьи места, даже свеи туда не суются, а эти и дрожи в коленях не знают. Великие! Сами анты, из тех, что посягали на их добро, да сумели после быстрого отпора отползти или отплыть, о том сказывали. Выходит, и волчьи головы со свеями, и южные кочевые с ними, и даже воины из дальних земель, что ходят под волчьими головами? Так, значит, есть какие-то намерения у мудрейших насчет южных богатств? Тогда отчего гудеть, ждать нужно да силу в руках копить, как жажда копится в глотке. Одно дело – ходить на ладьях на юг, чтобы ограбить несколько деревень, да парочку-другую попавшихся по дороге судов, и совсем другое – занять места разжиревшей вирской знати да испробовать вязкость хлыста на крестьянских и ремесленных спинах. Королевств много, всякому роду найдется где жирный кусок отсечь. Теперь только раны подлечить тем, кто шкурку под Шуманзой повредил, и можно новую кровь лить. Чужую кровь.