Метро 2033. Путевые знаки - Владимир Березин Страница 15

Впрочем, была и смешная история на юге, кажется в «Купчино», возникла утопическая коммуна, которая, используя старую технику, стала рыть тоннель в направлении Москвы. Это был проект почище сталинских планов переустройства географии, и чем он закончился, Губайловский не знал, связь с утопистами прервалась. Возможно, их постигла участь всех утопических коммун.

Появился Математик со своим оруженосцем и долго совещался с начальством. О чём-то они там договорились, но не ведомо, о чём. Потом Математика перепоручили уже известному мне Губайловскому. Начальник подсунул ему раскрытый гроссбух, в котором была воспроизведена записка. Я, пользуясь тем, что меня никто не отгонял, прочитал текст через плечо Рубайловского. Это был телефон какой-то Лены, адрес, несколько непонятных слов, видимо, относившихся к какому-то Ваське.

Кажется, Математик был похож на меня: он тоже искал кого-то, очень для себя важного. Может быть, это сестра? Или мать? А Васька брат?

Губайловский улыбнулся мне, видимо, я забылся и задал последний вопрос вслух.

— Добраться по тоннелям через центр у вас не получится. Максимум, куда вы дойдёте, так это до «Чернышевской». В центре там у нас вооруженное противостояние. Стыдно сказать, почти война. Вам придётся добраться до «Горьковской», что там сейчас, я не знаю. Её долго ремонтировали, и вряд ли там вам помогут, но попробуйте. Тогда доберётесь до «Невского» и «Гостинки», а оттуда дойдёте куда-нибудь. Скорее всего, там и обнаружите концы вашей Мены. Копию карты мы вам сделаем. Губайловский поправил форменный галстук, задумался, а потом, видимо, сдержавшись, ничего не сказал. Но всё же военврачи обещали нам помочь, судя по всему, у них был какой-то интерес, который сочетался с интересом Математика. Да впрочем, откуда мне знать? Мы с Владимиром Павловичем могли только гадать о механизме, в котором крутились эти шестерёнки. Нас несло по земле, и пока мы были живы. А уж у меня-то была своя цель, о которой я старался не болтать. О ней догадывался только Владимир Павлович, да и ему болтать было не с руки. Мы прожили на станции три дня, и я подружился с Губайновским. Мы стали на ты, и я большую часть времени проводил в его лаборатории.

— Слушай, а вот что за засада со свиньями? — как-то спросил я его.

— Засада очень простая. Мы изучали дельта-мутации и удивились тому, что происходит со свиньями, они начинают поступать коллективно. Они и раньше-то были животными очень умными и к тому же социальными, а тут мы начали обнаруживать у них коллективное мышление. У нас есть один биолог, так он и вовсе считает, что дельта-мутации его штука, которая останавливает восхождение по ступеням эволюции, и начинается спуск. То есть идет не эволюция, а инволюция, и животные, в том числе и человек, деградируют. Нормальный такой завиральный вывод, но вот у свиного зародыша видны зачатки пяти пальцев, и голова с лицом у эмбриона точь-в-точь совпадают с лицом обезьяны.

— И что, свиньи превратились в людей?

— Скорее, люди в результате ураганной инволюции превратились в свиней, возразил Губайловский. — Мы на всякий случай свернули работы по мутациям свиней. Не надо этого, не стоит будоражить народ. Не говоря уж о том, что мы пытались ураганными, или, как вы говорите, дельта-мутациями приспособить людей к выживанию в экстремальных условиях: при повышенной радиации, в местах локальных пятен химического заражения, при плохой воде и пище. Что-то стало получаться, да только цена неимоверно высока. Мне кажется, некоторых монстров мы наделали именно тогда.

— Что, прям наделали? И Кондуктора вашего?

— Кондуктора! Да ну тебя на хрен.

Он отчего-то жутко разозлился. Наверное, так разозлились бы на «Петроградской», если бы я плюнул в Царицу ночи или пообрывал ей цветки. Нет, про Кондуктора не надо было говорить, Кондуктор был тут, как они говорили, темой стрёмной.

— Иди-ка ты отсюда, — сказал Губайловский. — У меня ещё полно работы.

И он, не говоря больше ни слова, выставил меня за дверь. Больше мы с ним не виделись.

Я понял, что нам предстоят большие трудности, когда увидел, сколько всего мы должны тащить на себе практически весь наш груз, доставленный из Москвы. Но тут уж слугам выбирать не приходится: именно так я определил наш с Владимиром Павловичем статус, хотя он никогда и не нуждался. Груз аккуратно вошёл в зелёные капроновые рюкзаки, выменянные на что-то Математиком. Математик вёл нас дальше по пути, указанному военными через недостроенный перегон между станциями «Сампсониевская» и «Ботаническая». Военные дали добро на проход по контролируемой территории, но не дали никаких гарантий проходимости тоннеля. Тоннель был нормальным, типичным для такого сооружения, да только долго по нему пройти не получилось мы упёрлись в завал. Математик сверился с уточнёнными картами и повёл нас в коллектор. Получалось так, что здесь рядом идёт гигантская труба глубокого залегания от сорока до девяноста метров с выходами в ливневую канализацию и стоки. Мы переоделись и двинулись дальше.

И правда, карты не врали. Тоннель был большой, в форме восьмигранника, отделанного металлокерамикой. Воды было мало, по щиколотку, да только фон мне не нравился, в отложениях на полу он был ощутимо больше, чем я ожидал. Было понятно, что вся радиоактивная супесь сливалась пода с поверхности. Желание безопасности обернулось против нас счётчики взбесились и пищали, как котята в мешке. Уж лучше б мы шли в сторону «Ботанической» по путям от «Горьковской», добравшись до самой «Горьковской» поверху. «Это было бы так несложно, думал я. Рукой подать по набережной через Большую Невку поверху, через Сампсониевский мост. Может, никаких собак вокруг бы и не было, а там…» И я с грустью вспомнил прозрачное нежно-голубое небо. Я уже приучил себя настораживаться, когда всё идёт как по маслу. А тут «как по маслу» уж точно не было.

Мы шли и шли, наблюдая в свете налобных ламп боковые ответвления и изменения в окраске стен тоннеля. Такие тоннели я ненавидел узкие, с тяжёлым давящим запахом. К строителям я был не в претензии, всё же их строили не для людей.

Но кой чёрт занёс нас на эти галеры? Неужто надо было именно так и здесь схватить свою дозу? Хотя мне не нравилась не только радиация, мне не нравилось всё.

Мне как-то говорили, что тревожность в человеке, особенно в том, кто много лет живёт в тоннелях, вызывает сущий пустяк. Например, небольшой скачок давления или малые колебания температуры.

Организм привык к жизни без перемен, а когда что-то меняется, то всё в организме сбоит. А когда что-то происходит, то есть происходит какая-то дрянь, то сознание связывает сбой организма с происшествием и называет всё это предчувствием.

Сейчас я обливался потом, ноги в защитном комплекте промокли, причём промокли изнутри от стекающего пота. Предчувствий было хоть отбавляй, и они меня, увы, не обманули.

Я начал было успокаиваться, и когда мы прошли довольно далеко, то сзади раздался странный звук. Математик с Мирзо отчего-то не обратили на него внимания, а вот мы с Владимиром Павловичем обратили, и ещё как обратили, потому что ходили в Москве по коллекторным системам, а вот они, видать, нет.