Мертвый кортеж - Олег Бондарев Страница 15

— В общем, я обозначил масштабы трагедии, — сказал Мохнатый Тони, поднимаясь со стула, — а там уж думайте сами. Только учтите: если ситуация выйдет из-под вашего контроля, я вмешаюсь без предупреждения, и тогда даже не пытайтесь меня остановить. Я не позволю, чтобы Цветочный бульвар утонул в крови.

С этими словами хозяин Севера вышел из кабинета и плотно закрыл за собой дверь.

— Проклятый уголовник, — выругался Квинси, откинувшись на спинку кресла. — Вздумал меня учить… Меня! Офицера полиции, главу полицейского управления Бокстона!

— Но ведь он прав, сэр, — тихо заметил я.

Такер резко повернул голову и посмотрел на меня так, будто я только что вонзил нож ему в спину. Однако огонь в его глазах быстро угас, и Квинси, шумно выдохнув сизый дым, признал:

— Прав. И потому нам кровь из носу надо в кратчайшие сроки отыскать ублюдка, отправившего слепого цветочника в царство Вечного Червя. Напомни, когда там будут готовы результаты?

— Гафтенберг сказал зайти ближе к обеду.

— Ближе к обеду? — оторопело хмыкнул капитан. — Ха! Совсем обленился, негодяй!.. Иди в лабораторию прямо сейчас и скажи старому прощелыге, что он должен закончить с экспертизой через пятнадцать минут. А мы тут пока попытаемся узнать, есть ли у Мейси алиби.

Я кивнул и, отклеившись от стены, пошел к двери.

Угораздило же нас попасть в передрягу, думал я, шагая через общий зал к выходу. Как в картах: бывает, масть идет, а, бывает, одна мелочь приходит, только и успеваешь сливать. Слепого флориста убивают прямо посреди Цветочного бульвара, в двух кварталах от дома, буквально через месяц после открытия «Букетной долины». Удивительное «совпадение»! На месте Дир-Дира я бы тоже не преминул заострить на этом внимание собратьев.

Однако Кайл Мейси был из той редкой породы людей, кого не станешь подозревать, даже если очень сильно захочешь. Как верно заметил Такер, физически парень не мог соперничать даже с низкорослым гремлином, что уж говорить о старом, но все еще довольно крепком гоблине. Любой, кто был знаком с Кайлом хотя бы шапочно, подтвердил бы, что человека более безобидного и доброго не то что в Бокстоне — во всей Чернике не сыщешь. Шар ведь не зря определил для Мейси судьбу цветочника: мягкий и чуткий, парень действительно привнес во флористику толику изящества, которой так недоставало гоблинам, — при всей своей трепетной любви к цветам зеленокожие ребята оставались неуклюжими и грубоватыми верзилами. Как говаривал Ромидаль: «Научиться играть на рояле может любой, но не у всякого выйдет музыка». Вот и тут была ровно та же закавыка: букеты гоблинов, несомненно, талантливые и красивые, до гениальных творений Мейси дотягивали едва ли.

Так что нежелание пускать в профессию посторонних — всего лишь отговорка. На самом деле гоблины просто боялись потерять в деньгах.

Банально, конечно, но зато логично и весьма похоже на правду.

С мотивами неизвестного убийцы было куда сложней. Понять, с кем мы столкнулись — с хладнокровным киллером или же психопатом, — я пока что не мог. Все, чем я располагал, — это запах рыбы. Жертва не видела нападавшего, потому что была слепа. Собака жертвы видела нападавшего, но не могла его описать, потому что была собакой. Отправленная Рупертом по следу мерзавца, она бессовестным образом привела нас в рыбацкий поселок и, по сути, макнула головой в воду, будто намекая, что мне следует остудить свой пыл, забыть о чародействе и сосредоточиться на традиционных приемах сыска.

Таким образом, мне оставалось надеяться лишь на профессионализм ворчуна Гафтенберга. Шагая к дверям лаборатории, я уже знал, что он спросит, едва увидит меня.

— Надо понимать, убийцу ты не нашел? — проскрипел Адам, подозрительно сощурившись.

Он, в белом халате и тонких хирургических перчатках, восседал на высоком табурете рядом с лабораторной стойкой, заставленной всевозможным химическим оборудованием. Уйма пробирок с цветными эликсирами внутри, горелки, держатели, различные аппараты на перфокартах и стеклышки с образцами — от вида всего этого у меня закружилась голова.

— Не нашел, — нехотя признал я.

— Что ж, этого следовало ожидать, — с притворным огорчением вздохнул Адам. — На одной удаче далеко на уедешь. Иногда требуется и головой поработать!..

Сказав это, судмедэксперт вновь склонился над микроскопом. Он словно разом позабыл обо мне, уйдя в крохотный мирок анализов и экспериментов — мирок, который был Адаму куда милей настоящего.

— Мне нужны результаты, Гафтенберг, — устав от бессмысленного ожидания, сказал я.

— А что, сейчас уже обед? — делано удивился судмедэксперт, даже не взглянув в мою сторону. — Нет, не обед. Возвращайся через три часа и получишь свои результаты.

— Я не располагаю таким количеством времени, — мотнул головой я.

— Не хочу показаться грубым, но это — твои проблемы, — развел руками Адам.

Он хотел опять сбежать в проклятый мирок улик, однако я беспощадно остановил его фразой:

— Так и передам капитану.

— Капитану? — переспросил Гафтенберг, глядя на меня так, будто прежде ни о каких капитанах слыхом не слыхивал.

— Такер сказал, что, если ты не отдашь мне результаты экспертизы через пятнадцать минут, — произнес я равнодушно, — он сам придет в лабораторию и устроит тебе хорошую взбучку.

— Что? Да как… Что такого ты ему сказал, Тайлер?

— Да ничего особенного. Просто передал твои слова.

— Какие?

— Вчерашние. Такер спросил, когда будут готовы результаты. Я ответил, что к обеду. Тогда он разозлился и сказал, что, если ты не отдашь их мне…

— Ладно, не повторяйся, — перебил меня Гафтенберг.

Он всерьез задумался. Я терпеливо ждал, пока его седую голову наконец посетит дельная мысль. Конечно, мой поступок более приличествовал школьному ябеде, чем полицейскому детективу, однако в данном случае действовать иначе было бессмысленно: не упомяни я о Такере, Гафтенберг попросту выставил бы меня за дверь. Теперь же у меня появился реальный шанс разжиться необходимыми данными гораздо раньше пресловутого полудня.

— Твоя взяла, Тайлер, — сдался Адам. — Я тут бьюсь, точно рыба об лед, сил не жалею, перепроверяю по двадцать раз… но вам, оперативным сотрудникам, до моих мук конечно же дела нет!

Ухватив за уголок черную папку с бумагами, он резким движением подвинул ее к себе. Я протянул руку, намереваясь забрать результаты.

Он с неприязнью посмотрел на мою ладонь, обреченно вздохнул, но с папкой все-таки расстался. Я едва сдержал самодовольную улыбку: нет, старый брюзга ошибся — немного везения у меня еще осталось. Зажав трофейную папку под мышкой, я вновь отправился в управление.

Усевшись за рабочий стол, я раскрыл талмуд Гафтенберга и углубился в чтение. По большей части, это была лишь кучка тяжеловесных, заумных словечек, призванных своей вычурностью скрыть практически полное отсутствие полезных делу фактов. Иначе говоря, Адам нашел совсем немного.