Берег Хаоса - Вероника Иванова Страница 15

– Прошу простить за беспокойство.

Но когда повернулся, собираясь уходить, сухие пальцы сжали моё плечо:

– Да Вы погодите обижаться... Серьёзное дело?

Киваю, но обернуться не решаюсь.

– Ладно, давайте посидим и поговорим. Может, я и, в самом деле, смогу помочь.

Он указал мне на столик в углу и попросил подождать, а сам отправился за стойку. Я присел на лавку, прижался спиной к стене и нахохлился.

В который раз выставляю себя посмешищем? Если попробую сосчитать, непременно собьюсь. А всё из-за чего? Из-за вопиющего несоответствия формы и содержания. Вот взять, к примеру, мой ум: вполне взрослый, не самых малых размеров, кое в чём даже гибкий. Но в какую оболочку он заключён... Без слёз не взглянешь.

Понимаю, для мамы я – самый красивый и самый лучший на свете, но когда материнские глаза в этом смысле отличались зоркостью? Рост средний. Телосложение среднее. Всё прочее – тоже. Среднее. Но беда даже не в этом, а в том, что, несмотря на двадцать пять лет существования собственного тела, выгляжу я гораздо моложе. Как только что покинувший стены Академии ученик. Ну скажите, кто будет всерьёз воспринимать парня, у которого усы и то толком не растут? Рави уже меня в этом обогнал, а ему всего девятнадцать исполнилось... Мальчишка. Пусть учёный и много знающий, но всё равно – мальчишка, вот кто я. И как бы ни пытался казаться взрослее, не получается. Наверное, это плата за то, что до восемнадцати лет я выглядел старше своих сверстников, а потом стал выглядеть моложе. Но внутри... внутри-то мне все тридцать два! Потому Дарис и Ксантер, познакомившись со мной поближе, безоговорочно признали себя младшими. А вот случайные встречные только и делают, что хихикают, когда обращаюсь к ним с деловыми предложениями...

– Ну так, что вас привело ко мне?

О стол рядом со мной стукнулось донышко кружки. Стукнулось глухо, что позволяло предположить: сосуд наполнен. Я поднял глаза. Трактирщик сел напротив, поставив перед собой такую же посудину. Заметил мой вопросительный и одновременно протестующий взгляд и улыбнулся:

– За счёт заведения.

– Благодарю.

– Я готов слушать.

Ай, как нехорошо: уже второй намёк на начало беседы, а я всё ещё валяю дурака. Надо исправляться:

– Через Ваш трактир, наверняка, проходят сотни посетителей?

– Есть такое. А Вы что, из управы по сбору податей?

Я осёкся, снова вызвав искреннее веселье у своего собеседника.

– Н-нет, я... Вы должны хорошо разбираться в людях, верно?

– Верно. И что из того следует?

– Я хотел предложить... точнее, попросить...

Он хитро прищурился:

– Так предложить или попросить?

– И то, и другое. Но я оплачу Ваши услуги, не сомневайтесь!

– Вот что, юноша, у меня сейчас мало дел, но это вовсе не означает, что я буду до вечера ждать Ваши объяснения. Извольте всё же прямо сказать, зачем пришли.

Я уставился в щербатую столешницу.

– У меня есть дом в городе. Большой дом. В нём много свободных комнат, которые можно сдать для проживания. Но я не могу сам найти желающих поселиться и потому...

– Решили обратиться к кому-то ещё, – закончил мою мысль трактирщик. – Почему именно ко мне?

– Точно сказать не могу. Ваше заведение... Оно самое созвучное городу из тех, которые я обошёл.

– Созвучное?

– У каждого места в мире есть дух, который очень любит петь. Нэйвос, к примеру, тоже поёт, и довольно громко. Но у всякого дома в границах города тоже имеется певец, не умолкающий ни на мгновение. Только песня у него немножечко своя. И когда мелодии сливаются воедино, но не теряют своего изначального звучания, можно сказать: это хорошее место.

– Странные слова... – Старик провёл ладонью по поверхности стола. – Непонятные. Но мне почему-то кажется, правильные. Значит, мой трактир тоже поёт?

– Конечно.

– А о чём?

Я задумался, прислушиваясь к ощущениям.

– О том, как хорошо после трудов сесть у очага, вытянуть ноги навстречу огню и смотреть на жёлтые, как солнце, языки пламени. О том, что за окнами время никогда не останавливается, но в уютных стенах его безумный бег совсем не заметён. О том, что шипение пузырьков в разлитом по кружкам эле вселяет в людские сердца доброту, а не желание воевать.

– Вы – поэт?

Я растерянно посмотрел на трактирщика.

– Немного. Это важно?

– Немного, говорите? – Он недоверчиво хмыкнул. – Что ж, может и неважно... Значит, нужно, чтобы я на свой вкус выбрал из посетителей несколько человек и прислал к Вам?

– Вроде того.

– Ну, как выбирать, я примерно понял, а вот что насчёт оплаты?

– Оплаты?

– Ну да, моих услуг. Помнится, Вы что-то об этом говорили?

– Да, конечно. Как дорого Вы оцениваете свои труды?

Трактирщик что-то прикинул в уме, постучал пальцами по кружке и объявил:

– Лой в месяц. Но за пять ювек – деньги вперёд!

– Почему именно за пять? Это же получается уже преддверие Зимника.

Он хохотнул:

– Точно, поэт! Цена Вас не удивила, а вот сроки... Вам ведь не всякий жилец подойдёт, это я точно вижу. Так что, придётся повозиться! А сколько всего нужно-то?

– Поначалу хоть одного. Может, двух. Мне пока трудно об этом говорить.

Трактирщик кивнул:

– Да, ежели никогда не пробовали, надо начинать с малого.

Я выложил на стол деньги.

– Вот, возьмите.

– Сейчас, только расписку составлю.

– Не надо.

Стариковские глаза взглянули на меня с недоумением.

– А если я деньги возьму и без работы присвою?

– Не присвоите.

– Откуда такая уверенность?

– Вы же не захотите, чтобы в песне Вашего трактира появился куплет о том, как вероломен его хозяин? Посетители будут его слушать и уходить. Так что, Вам нет выгоды обманывать меня из-за двух лоев.

Трактирщик помолчал, глядя на меня со странным выражением на лице: с одной стороны чувствовалось, что он поверил каждому слову, а с другой – что испугался чего-то, оставшегося за пределами слов.

– Ну что же, юноша... Постараюсь отработать плату. Чтобы не портить свою песню.

Стороннему наблюдателю могло показаться, что я просто играю на чувствах старого человека, внушая ему беспочвенные страхи, но на самом деле в том, что говорилось, не было и тени фальши. Всё так и есть: каждый клочок мира, на котором сколько-нибудь продолжительное время обитает живое существо, перенимает у него чуточку этой самой «живости», обретая свою собственную душу. Конечно, на это требуются годы, а иногда и века, но мало-помалу душ становится всё больше, и они постепенно превращаются в одну большую. Душу мира. Но даже в пределах этой, объединённой души ни одна из слагающих её искорок не теряет своего цвета и звука, оставаясь неповторимой и единственной в своём роде. Вот такое «вместе и порознь» одновременно.