Трон Знания. Книга 5 - Такаббир Эль Кебади Страница 151

– Гениально и самонадеянно. – Кангушар зевнул, прикрывая рот лацканом пиджака. – Может, принести кофе?

– Идите спать.

– А вы?

– Дождусь, когда Гюст отпечатает протокол собрания.

– Пусть принесёт мне копию, – промолвил герцог и, поставив стул на место, вышел из кабинета.

***

– Ваш правитель ведёт себя отвратительно, – ворчала Кенеш, передвигая с местана место плечики с платьями. – Нельзя входить в твою спальню ночью. Может, онрешил, что здесь кубарат и перепутал тебя с кубарой? А может, он решил, что онхазир, и ему всё можно.

– Кенеш, хватит, – взмолилась Эйра, усевшись перед трюмо.

– Ты ведёшь себя отвратительно. А если бы я не проснулась? Он бы завалился к тебе в кровать. Боже Всевышний! Он завалился к тебе в кровать, а ты даже не пикнула.

– Ты превратилась в злую ведьму. Это невыносимо!

Кенеш кинула на кресло-качалку платье, расшитое серебряной нитью (благоракшадские наряды универсального размера):

– Наденешь это. – И с оскорблённым видом заняла место на полу сбоку двери.

Эйра посмотрела в зеркало: худое лицо, костлявые плечи, под полотенцем почтинет груди. Адэр не проявляет к ней былого интереса, надо бы радоваться, норадости не было. Для моруны нет ничего страшнее, чем любить человека, который не принадлежит ей полностью.

Раньше Эйру донимали бурные ночи Адэра. Потом ночи стали тихими, спокойными, и начала одолевать смертельная тоска. Сердце свивалось в жгут из-заневозможности увидеть, услышать. Теперь Адэр рядом, но этого мало. Плоть исердце запели в унисон; женское естество требует рассветов и закатов в объятиях любимого. Наступил самый сложный период: надо бороться не с кем-то, а с собой. Иначе… Иначе они станут одним целым. После потери половины себя Адэр будетобречён на страдания до конца жизни.

– Кенеш, – окликнула Эйра. – Заплети мне косички.

Зубья гребня прошлись по волосам. Зазвучала тоскливая песня.

Кенеш родилась в Голой Пустыне, в тринадцать лет её продали в кубарат хазираРакшады. Большую часть жизни она говорила на шайдире, но пела исключительнона родном языке. Её песни – это всё, что осталось от воспоминаний о родине, маме и сыне, которого забрали в младенческом возрасте. Эйра не понимала, о чём поётженщина с изломанной судьбой, но чувствовала в каждом слове нерастраченную материнскую любовь.

Взяла старуху за руку, прижалась к ней щекой:

– Прости.

– Ну что ты… что ты, доченька, – растрогалась Кенеш. – Я ведь всё вижу. Не слепая. Просто боюсь, что он заберёт тебя, а меня отправит в Ракшаду. Что там? А там ничего. Иштар спросит: как моя сестра? И я скажу, что отдала тебя другому мужчине. Просто отдала и даже не потребовала выкуп «вдове на слёзы».

Адэр впервые нарушил установленные правила: пустил в покои тайного советникапостороннего человека. В гостиной Эйру ждал ракшад, который помог ей тайкомвыехать из Лайдары. Она приготовилась выслушать нотацию, но посол был обходителен и краток. Поинтересовался здоровьем. Попросил без серьёзных причин не покидать замок. И перед уходом сообщил: через две недели в Ларжетае состоится открытие ракшадского храма, на торжества приезжает Альхара.

Эйра никак не могла успокоиться. Мерила комнату шагами, прижимая к грудиладони. Она увидит легата, окунётся в прошлое, поговорит о Галисии и Иштаре, узнает все новости. И только приход Алфуса заставил её взять себя в руки.

Ветонский лекарь не стал доставать из чемоданчика приборы. Выпроводив Кенеш из гостиной, сел напротив Эйры и посмотрел ей в глаза:

– Сколько было приступов?

– Много.

– Серьёзных приступов.

Эйра наклонилась вперёд:

– В записях вашего прадеда говорилось о количестве приступов?

Алфус покачал головой:

– Нет. Моруны уходили в Смарагд после третьего или четвёртого приступа. «Уходили» – это я приврал. Их уносили. Тебя принесли сюда твои люди, и ты всё время лежишь в постели.

– Я сижу, если вы не заметили.

– У тебя было три или четыре серьёзных приступа. Сколько осталось? – спросил Алфус и, не получив ответа, промолвил: – Если ты умрёшь, меня лишат практики и, возможно, посадят. Мои дети останутся без отца, жена без мужа, а внуки без деда.

– Вы могли отказаться.

Алфус закинул ногу на ногу. Сложив руки на животе, сцепил пальцы:

– Не мог. Врачи не бросают вредных пациентов.

Эйра улыбнулась:

– Вы меня бросили. В Лайдаре. Помните? Вы сказали: «Не хочу тратить время начеловека, которому плевать на свою жизнь».

– У тебя хорошая память. Тогда нас было двое: я и маркиз Ларе. Он бы тебя не бросил, а меня ждали больные ориенты. Теперь я один.

– Вас не посадят, – сказала Эйра и, взглянув на часы, принялась расплетать косички. Похоже, документов на подпись нет, и у Адэра нет причины приходить. – Я написала предсмертную записку. Она хранится у духовного отца Людвина.

Поджав губы, Алфус покачал головой:

– Ты меня успокоила. Мы будем видеться несколько раз на день. Обычно визитврача занимает около получаса. В следующий раз захвачу с собой книгу. Не хочу, чтобы меня заподозрили.

– Вы будете рассказывать мне истории.

Алфус рассмеялся, обнажив крепкие зубы:

– Где же я столько историй наберу?

– Начинайте, – сказала Эйра и, слушая монотонный голос, устремила взгляд в окно.

Две птицы зависли в глубоком небе. Соприкасаясь грудками, еле заметнообмахивали другу дружку расправленными крыльями. Для них пересталосуществовать время.

– Ты меня не слушаешь, – возмутился Алфус.

– Мне нужна настоящая история, а не сказка. – Эйра посмотрела на часы. – Полчаса истекло.

Вернувшись в спальню, опёрлась на спинку кровати. Её прошлое длиннее будущего, оно станет ещё короче, если провести его в постели. Распахнула дверцы шифоньера, порылась в вещах и отправила Кенеш к костюмеру.

Вскоре явился Макидор. Недовольно цокая языком, прошёлся вокруг Эйры:

– О чём только думают женщины, стремясь похудеть?

– Какие цвета любит Его Величество? Только давай без лягушек в обмороке ираздавленных пиявок.

– Белые и чёрные мундиры.

– Я имею в виду женские платья. Любой цвет кроме голубого и серого.

Серый надоел, голубой – цвет выходного наряда жрицы.

– Мягкие, тёплые, женственные, – ответил Макидор.

По озорной хитринке в его глазах было несложно догадаться, что он мысленно уже любовался своими творениями.

– Одно платье, – попросила Эйра. – Я хочу поправиться.