Попытка – не пытка - Елена Хотулева Страница 16

Натаныч всплеснул руками:

– А какого ж лешего ты тогда в 1937 год поперлась? Летела бы в 1919-й и объясняла Владимиру Ильичу, что его строй, оказывается, недостатками страдает!

– Что ты говоришь? – ехидно сказала я, усаживаясь на коврик. – А то, что в Советской России первый концлагерь был создан по приказу друга твоего – Троцкого в 1918-м? Это тебе как? Или в этом тоже Берия виноват, которому тогда только-только совершеннолетие справили?

– Довольно уже! – громовым голосом проревел Натаныч. – Если мы будем постоянно отношения выяснять, как бабы базарные, то вообще никакого результата не добьемся! Села? Вот и сиди, жди, пока я додумаюсь, когда тебя обратно забирать!

Он погрузился в себя и, как загипнотизированный, уставился в одну точку. Минут через пять он снова начал громко меня костерить:

– Из тебя политик – как из меня таки оперная дива! Скажи, ты чем весь день занималась? Кудри свои черные крутила? А книжку какую-нибудь умную почитать ты не додумалась? Фазиля Искандера, например, чтоб хоть как-то представлять, что тебя ждет! Или фильм документальный прокрутила бы, в котором разные знаменитые старушки балерины рассказывают, что на этих приемах делалось!

– А может, это все сплошное вранье! – возмутилась я, подав голос со своего ковра. – Если верить всему, что тут у нас пишут и показывают, так туда и вовсе лететь нельзя.

– Да?! Да?! – Он отставил стул в сторону и пересел к компьютеру. – Бери штекеры! Сейчас я тебя за плохое поведение запихну туда часов на восемь!

Сжав электроды, я начала шумную акцию протеста:

– Натаныч, не смей! Опомнись! Что я буду делать там глубокой ночью, когда банкет закончится?!

– На лавочке посидишь во дворе. Кукушек послушаешь! Тебе полезно проветриться, чтобы думалось лучше!

– А если меня в ЧК отправят? Да после восьми часов допроса меня уже никакой Склифосовский не откачает!

– Зато впредь тебе наука будет, что к операции тщательно готовиться надо! – Он зло фыркнул и ткнул в кнопку.

* * *

– Здравствуйте, Иосиф Виссарионович!

– Мы здоровались с вами четыре часа назад, – сказал Сталин и встал из-за стола.

– Ой, да… Действительно… Просто у меня там больше суток прошло… И поэтому… – испугавшись такого холодного приема, залепетала я, поднимаясь с пола.

– Документы принесли? – Он подошел и стал критически меня разглядывать.

Я поспешно вытащила паспорт и протянула ему:

– Вот, как вы сказали.

Тщательно изучив все страницы, он вернул мне его со словами:

– Ну, это хоть что-то. Молодец, Елена Григорьевна. Выполняете все мои распоряжения. – Он снова осмотрел меня с головы до ног и усмехнулся: – Хорошее платье. Только боюсь, что, глядя на вас, мои гости про жен своих могут позабыть. Пойдемте, я провожу вас до автомобиля.

Я встала как вкопанная и замахала руками:

– Нет! Нет! Нет! Вы меня не оставляйте. Одна я не поеду!

– Поедете. Еще как поедете! – Сталин открыл дверь, пропустил меня вперед и отконвоировал до черной машины.

Упав на заднее сиденье, я в отчаянии зажмурила глаза. Все. Это все! Если бы мы правда ехали на ужин, то он бы взял меня с собой. А это подстава! Подстава! Да еще этот Натаныч! Из-за его гнусного характера впереди меня ждет восьмичасовой допрос. А может быть, даже расстрел. И почему я такая несчастная?.. По какой такой причине ничего у меня в жизни не складывается?..

Так, безмолвно причитая и мысленно проливая реки слез, я ехала неизвестно куда и боялась даже взглянуть за окно. А напрасно. Потому что когда меня наконец-то привезли, получилось, что я вообще не знала, где нахожусь.

Шофер выскочил, быстро обежал вокруг машины и, распахнув дверку, помог мне выйти.

– Ну что? Добрались наконец? – услышала я за спиной голос Отца народов.

На нервной почве я, как обычно, стала много говорить:

– Ой, спасибо вам большое, Иосиф Виссарионович!

– За что? – удивился он.

– Что на Лубянку не отправили. А то я так боялась, так боялась, что даже не поняла, куда мы приехали.

– Ну, не поняли – и не надо. А Лубянка никуда не денется. Пойдемте, все уже собрались.

Да. Утешать он умел мастерски. Через пару минут мы вошли в большой ярко освещенный зал, где за столами, покрытыми белыми накрахмаленными скатертями, сидело довольно много народу. Некоторые персонажи мне были совершенно незнакомы, а нескольких я узнала сразу, особенно Клима Ворошилова, который стал искоса на меня смотреть. Наверное, кто-то успел ему настучать, что я прошла в Кремль по его удостоверению.

Надеясь, что мне удастся притулиться где-нибудь в укромном уголочке, я было рванулась к дальнему краю стола. Однако Сталин остановил меня и указал на место рядом с его стулом. Таким образом я оказалась во главе праздника жизни.

Оркестр играл ненавязчивую музыку. Мне было не по себе от пристальных взглядов мужчин, которые беспрестанно пялились в мою сторону. То ли их шокировало, что хозяин посадил меня рядом с собой. То ли он оказался прав, и я действительно сильно выделялась на фоне их достаточно тусклых и невзрачных жен. Это оставалось загадкой.

Пытаясь успокоиться, я начала разглядывать стол. И это в литературе называли пирами Валтасара?! В сравнении с теми гала-ужинами и банкетами, на которые периодически заставляли меня ходить мои временные работодатели, это был обычный совок. Ни в блюдах, ни в сервировке ничего шикарного и умопомрачительного я не заметила. А потому, почувствовав себя свободно и не обращая внимания на гудящие вокруг разговоры, я решила спокойненько подкрепиться и выпить немного вина.

Торопиться мне было некуда. Сталин был занят обсуждением судьбы каких-то тбилисских партийцев, которые, как я поняла, умудрились что-то такое вытворить в отношении Военно-Грузинской дороги. А я, наконец-то убедившись, что ни на какую Лубянку меня не отправляют, расслабилась и вся ушла в мысли о том, как именно мне следует рассказывать ему об основной цели моего визита в 1937 год.

Прошло довольно много времени. Поскольку часы я умудрилась оставить дома, процесс как-то вышел у меня из-под контроля. Но думаю, что дело шло к полуночи. Ужин был в самом разгаре. Многие заметно охмелели и вели громкие и достаточно непринужденные беседы. Товарищ Джугашвили вроде как временно забыл про меня и продолжал мимоходом решать всякие вопросы, которыми, по всей видимости, не успевал или не хотел заниматься на работе.

В широком пространстве между столами группа грузинских артистов исполняла народные танцы. Периодически присутствующие громко аплодировали. Все шло как нельзя лучше. Но вдруг солнце моей фортуны снова зашло за грозовую тучу. Отец народов поднял руку. В зале воцарилась гробовая тишина. Все замерли в ожидании какого-то важного объявления.