Путь Ворона - Алексей Волков Страница 16

– Когда-то я был офицером. Обычный мотострелок. Потом ушел из армии. Служить всяким нечистоплотным личностям стало тошно, ну и… Не я один. Просто в отличие от каких-нибудь топ-менеджеров и прочего офицеры бывшими не бывают. Только действующие, в запасе и в отставке. Едва началась война, опять нацепил погоны. А дальше… Оказался здесь, вот с тех пор тут и живу. Или – служу? Хотя служба и есть жизнь.

– Интересно, – девушка помолчала и лишь потом спросила: – У вас есть своя армия?

– Ну, не армия в полном смысле, однако повоевать немного пришлось. Все жители мужского пола входят в ополчение и в случае нужды привлекаются к боевым действиям. Остались же и банды, и с хищниками идет самая настоящая война. Но имеется небольшая основа. Скажем, подразделения постоянной готовности. Надо нести охрану периметра, производить разведку окрестностей, следить за порядком в самом селении… Дел хватает. Вот за вами пришлось сходить.

Собственно, надлежало не сходить, а решить на месте, стоит ли вообще приглашать объявившихся путников в селение, но об этом Воронов в данный момент забыл как о чем-то не очень важном. Разве можно оставить очаровательную женщину посреди тайги и не предложить ей кров? Тут уже срабатывают даже не чувства – обычный инстинкт.

– А поселение у вас большое?

– Большое. Когда-то там была деревня Елабуга. Вот на ее основе… Местные жители, успевшие эвакуироваться туда родственники, просто бежавшие от войны люди, жители других сел, менее удачливых в плане выживания. Еще мы, в смысле – военные. Ну, и разрослось потихоньку еще перед зимой. Да и зимой тоже. Терпение и труд все перетрут – так говорила раньше народная мудрость. Если бы все смогли действительно трудиться, а не метались бы да разыскивали склады, выживших было бы намного больше. Да и власти вполне могли проявить себя, налаживая хотя бы какой-то порядок на территории. Иногда думаю – реально можно было бы сделать намного больше. Просто не дать остаткам цивилизации окончательно рухнуть в пропасть. Не все же было уничтожено в первые дни! Особенно у нас, на Дальнем Востоке. Бомб сюда упало не так и много. Требовались лишь решительность да какие-то сохранившие управление военные части. Увы, ни того, ни другого не нашлось. Армию усиленно разваливали много лет, а наверху не оказалось людей, которых бы общие проблемы заботили больше личных. Даже когда от общих зависело личное спасение. И вот – итог. Грустная тема, в общем-то. Вы-то за счет чего выжили? Вчера разговор шел в самых общих чертах. Работать, насколько понял, большинство ваших парней не любит.

До мужчин, в представлении Воронова, тут никто не дотягивал.

– У нас неподалеку какие-то склады были, – довольно неохотно поведала девушка. – Потом в деревне две фермы было – свиньи и коровы. Птица. Местные старики наладили отопление в каких-то подземельях и там грибы выращивали, еще что-то. Охотились. Рыбу ловили. Я туда вообще случайно попала. Мы из Москвы. Папа сюда в командировку направился, а мы с Борисом уговорили взять нас с собой. Тут началось. В Москву не вернуться, транспорта никакого.

– В Москве точно делать нечего, – убежденно произнес Воронов. – По ней наверняка был нанесен главный удар. Когда какая-то связь еще была, сообщили – столица практически уничтожена. Больше информации оттуда не поступало. Вам очень повезло. Чем дальше от центров цивилизации, тем легче. В первое время. Да и потом, все уровень радиации поменьше. Чем больше город, тем больше он зависит от коммунальных служб. Отопление, вода, канализация, электричество… Плюс – подвоз продуктов. Кто и в честь чего станет их везти? В том же Хабаровске происходили совершенно жуткие вещи, вплоть до откровенного каннибализма. Мы подумывали – не попытаться ли в меру сил зачистить его, однако рисковать немногочисленными людьми… Там еще держалась радиация. Лучевая болезнь, прочее – оно нам надо? Кто вырвался, тот вырвался.

В Москве у Оры должны были оставаться родные, однако практически каждый потерял стольких, что напоминать об этом не стоило. Да и сколько девушке было в момент Катастрофы? Лет тринадцать-четырнадцать, не больше. Странно, что она вообще сумела выжить в царящем вокруг жутковатом бардаке. Или неведомый папа помог? И ей, и брату, который ненамного старше.

Ладно. Еще будет время все узнать. Если воспоминания не окажутся тяжелыми. Но у кого они легки?

– Зато вы смогли наладить хозяйство у себя, – Оруаль каким-то образом уловила сожаление о несостоявшейся зачистке Хабаровска от людей нежелательных. – Каждый живет так, как хочет. Если кому-то нравится постоянно воевать за зоны внимания, пусть воюет.

– Именно так мы и жили до войны. Каждый за себя, и даже Бога за всех уже не было. Уделяли бы больше внимания порядку, чувству единения, такого бы не случилось. Когда-то прошла тяжелая война с фашизмом. Ты можешь не помнить о ней, понятное дело, но мы-то знали, читали всякие документы, смотрели фильмы… Тогда тоже было очень тяжело, однако люди помогали друг другу и выжили только за этот счет. Может, кому-то нравится держать остальных в страхе, взимать с них дань, но нравится ли тем бояться? Когда уйти особо некуда. Нет, человек в первую очередь должен что-то созидать и ни в коем случае не нападать на других. Разве что в порядке самообороны. Иначе он хуже зверя, и уничтожить такового – не грех, но благодеяние.

– У тебя кто-нибудь погиб в Хабаровске?

– Жена и сын. Началась война, мне пришлось вновь вступить в армию, и они остались одни. До сих пор понятия не имею, попали ли они под первый удар, были убиты в городе отморозками, умерли от болезней или вырвались прочь и погибли где-то по дороге. Пропали без вести, подобно многим…

– И ты до сих пор винишь себя? – кажется, Ора сочувствовала случайному знакомому. Или Воронов, подобно многим, просто хотел обмануться.

– Отчасти. Но я выполнял воинский долг и не мог остаться. Пока был какой-то шанс выиграть войну, обязанность офицера находиться в армии, а не спасать близких. Другое дело, победителей не оказалось. Когда все стали воевать против всех, все в итоге и проиграли.

– Ты странный человек, – девушка внимательно посмотрела на спутника. От ее взгляда куда-то уходили бесконечные заботы, и хотелось вновь стать молодым, уверенным в правоте.

– Мы просто принадлежим разным мирам, – усмехнулся капитан. – Считай, я один из последних рудиментов далекой эпохи. Так меня воспитал отец, и я никогда не жалел об этом. А большинство воспитаны были иначе. И совсем по-другому смотрите на окружающее вы. Обстоятельства переменились. Я просто не хочу меняться вместе с обстоятельствами. Как прожил, так и доживу.

Воронов говорил искренне. В глубине души он считал: именно смена воззрений, резко выросший индивидуализм и привели страну к окончательной катастрофе. Даже после обмена ядерными ударами, гибели людей и многих структур можно было бы что-то сделать, свести последствия хотя бы к некоторому уровню. Однако теперь-то что изменишь? Остается одно утешение – он-то все равно выполнил свой долг насколько возможно, и это, может, зачтется на том свете. Сколько еще осталось топтать заснеженную землю? До постъядерной весны, уж во всяком случае, не дожить. Возраст не тот, да и здоровье. Не мальчик. К сожалению.

Конец ознакомительного фрагмента