Не сотвори себе вампира - Галина Гончарова Страница 16

– За это меня всегда и бьют, – засмеялся Даниэль. Но смех был какой-то невеселый. Я внимательно посмотрела на него – и он ответил мне грустным взглядом. И вдруг я поняла, в чем причина. Мечислав. Даниэль не ревновал меня к нему, но был готов отойти с дороги. Он заранее знал, что не соперник Мечиславу, но и терять меня не хотел. И уже предчувствовал свою боль – боль от моего ухода. Я улыбнулась ему и поцеловала в щеку.

– Знаете, у меня всегда была слабость к талантам, – заметила я в пространство.

– И какого же рода слабость? – Даниэль вдруг обхватил меня за талию – и я упала прямо к нему на колени. Я ойкнула от неожиданности, но потом опомнилась и улыбнулась. И сделала то, что мне давно хотела сделать. Обняла своего обожаемого вампира за шею и потерлась щекой о серый шелк его рубашки.

– Я мечтала об этом с самого утра. С того момента, как увидела твои рисунки. Кстати, Даниэль, последний рисунок – это был вопрос?

– Да.

Вампир напрягся так, что мне стало страшно. Весь, как струна. И в серых глазах светится такое… усталость, боль, надежда и безнадежность одновременно… Господи, помоги мне, я действительно люблю его…

– Мой ответ – тоже да.

– ДА?

– Да, – я хотела поцеловать Даниэля в щеку, но нахальный сероглазый вампир так извернулся, что мой поцелуй пришелся в губы. И затянулся надолго…

Оказывается, я совсем не умею целоваться…

Оказывается, Даниэль целуется намного лучше Мечислава. Во всяком случае, Мечислава мне просто хотелось укусить… а Даниэля – затащить в спальню и не выпускать оттуда неделю.

– Я вам не мешаю, господа?

Легок на помине. Вот он, стоит рядом с креслом с такой кислой физиономией, словно его чесночным соусом полили. Нет бы выйти вон, как настоящий джентльмен… А плевать на него три раза! Я улыбнулась Даниэлю.

– Давай мы продолжим наш разговор – наедине?

– И лучше всего – утром, – напомнил нам Мечислав. – Одевайтесь – и я жду вас внизу через полчаса. Юля, у тебя в гардеробе должен быть белый костюм. Даниэль, к тебе это тоже относится.

Мы с Даниэлем переглянулись, как подростки, прячущие под рубашку контрабандный номер «Плейбоя» с голыми красотками.

– Учти, наш разговор не окончен, – предупредил вампир.

– Даже и не думай так легко от меня отвязаться, – отозвалась я, с неохотой сползая с его колен. Наткнулась на злой взгляд Мечислава и послала ему насмешливую улыбку. Он может быть красив как бог, может быть умен и силен, может вызвать у меня желание одним взглядом, но с Даниэлем ему не тягаться. Не знаю, как на моем месте вели бы себя все остальные женщины, а для меня Даниэль гораздо дороже, чем десять Мечиславов. И, выходя из комнаты, я была уверена – оба вампира меня отлично поняли.

* * *

Даниэль натягивал белые штаны. Как ему надоели все эти режиссерские задумки. С другой стороны, ему нравилось смотреть на Юлию в ярких нарядах. Она была очаровательна вчера, в красном костюме.

Какова она будет сегодня в белом? Обязательно надо будет ее нарисовать…

Юля, Юлия, Юлечка, Юленька…

Самая красивая женщина на свете.

Его женщина.

Даниэль мечтательно улыбнулся.

Когда он первый раз разглядел Юлю по-настоящему, всерьез, он подумал, что это – ангел. Она… светилась. Светилась добротой, состраданием, внутренней силой…

И почему эта глупышка так твердо заявляет, что она некрасивая?

За свои три сотни лет Даниэль узнал много разных понятий красоты. Было время, когда были модными женщины с высокими лбами и без бровей – и все дамы выбривали волосы и выщипывали брови. Приходили и уходили из моды блондинки, брюнетки и рыжие, высокие и низкие, худые (с талией не больше сорока пяти сантиметров – тогда резко обогатились продавцы корсетов) и пышные, курносые – и с ястребиными носами, голубоглазые и черноглазые, румяные и бледные…

Поэтому Юлино заявление – дескать, она далеко не красавица – вампир воспринимал с улыбкой.

Правда ведь смешно…

И люди бывают ужасно смешными существами… Как они могут оценивать красоту по цвету волос и одновременно писать такие стихи? Как там у Заболоцкого… «Огонь, мерцающий в сосуде»?

Юля и была таким огнем. И огонь ее был ярким и чистым.

Даниэль грелся у него, как когда-то грелись у костра первобытные люди.

И лгал ей.

Лгал каждую минуту, проведенную вместе.

Бессовестно и безнадежно.

Сейчас он лгал уже и Мечиславу.

Как просто все было в самом начале!

Он сообщил другу, что Андре достаточно слаб для их плана, что нашел мощный источник силы и можно приступать к захвату города.

Он всерьез хотел уступить Юлию – Мечиславу. Но тогда он еще ее не знал.

Не успел разглядеть.

А потом…

Он помнил их первую ночь.

Юля тогда держалась, сколько могла. А потом все-таки сорвалась в истерику. Слишком много выпало в ту ночь на ее голову. Вампиры, кровь, смерть, убийства…

Даниэль помнил все до минуты. Помнил, как пытался ее успокоить. И как обычный секс перешел в нечто, чему у него не было названия.

Юля искала в нем забвения, а он в ней – спасения. Спасения от себя самого.

Даниэль привык за эти века, что все только берут. Берут все, что могут. Секс, власть, деньги, кровь…

А Юля ничего не брала. Она просто отдавала ему всю себя – и беспомощно просила о помощи.

Мечислав не одобрил бы его поступка. Когда женщина уснула, Даниэль поверхностно подействовал на ее сознание. Попробовал подействовать. Он не был силен в магии и гипнозе, как тот же Дюшка (и о нем Даниэль уже думает ее словами…), и если бы Юля не захотела его пропускать, он бы ничего не смог сделать.

Но – пропустила.

Там, где Мечислав ломился через стены и горы, Даниэль прошел как приглашенный гость.

Но надо отдать вампиру должное – он не причинил Юле никакого вреда. Просто слегка потер память о прошедшей ночи – иначе кошмары были бы девушке обеспечены до конца жизни. В результате Юля воспринимала все, что с ней произошло, слегка отстраненно – и могла логически мыслить и действовать. Что и требовалось.

Больше Даниэль не тронул ни единой ниточки памяти. Не поменял отношение к себе на более благожелательное, не добавил раскованности, как часто делал тот же Мечислав, не просмотрел память – одним словом, вампир вел себя как джентльмен.

А потом сидел и смотрел на спящую женщину.

И карандаш сам собой летал по бумаге, рассказывая художнику то, что пряталось пока даже от самой натурщицы.

И с каждым штрихом Даниэль все больше восхищался девушкой.