Темная ночь - Джена Шоуолтер Страница 16

Снова молчание.

– Это… это… – выпалил Парис.

– Невероятно, – закончил за него Торин.

Рейес помассировал челюсть.

– Если они не собираются освобождать нас, чего же им надо? – спросил он, решив, что отсрочки перед новой порцией дурных новостей, видимо, не будет.

– Точно не знаю, но, как я понял, они собираются ощутимо присутствовать в нашей жизни.

Чем были хороши греки, так это тем, что, прокляв воинов, они не обращали на них никакого внимания, позволяя им жить как вздумается.

Рейес снова помотал головой:

– Но… почему?

– Хотел бы я знать.

– Они за этим тебя призвали? – спросил Люсьен. – Чтобы сообщить тебе о смене власти?

– Нет. – Аэрон немного помолчал, прикрыв глаза. – Они приказали мне… кое-что сделать.

– Что? – почти выкрикнул Парис, когда стало понятно, что продолжения не будет.

Аэрон обвел взглядом друзей, пытаясь найти верные слова.

Торин стоял в углу вполоборота. То, что он всегда соблюдал дистанцию, было вполне объяснимо. Рейес сидел напротив Аэрона. Смуглый, словно солнечное божество, воин выглядел чуждым миру простых смертных, тем более странно он смотрелся в этой уставленной техникой и игрушками комнате. В ожидании ответа Аэрона он увлеченно ковырял кинжалом предплечье. Рейес то морщился от боли, то блаженно улыбался, а кровь текла у него по руке, образуя на коже теплые бордовые ручейки. Боль была единственным, что радовало его, заставляло чувствовать себя живым. Аэрон с трудом представлял себе, как его друг живет с этим. Парис, закинув руки за голову, развалился на диване, разрываясь между беседой и фильмом, – видимо, его демон не был готов оторваться от оргии. «Почему к его проклятию не прилагалось уродство? – иногда думал Аэрон. – По крайней мере, ему бы приходилось прикладывать усилия, чтобы соблазнять женщин. Так нет – едва они видят его прекрасное лицо, как сами начинают раздеваться».

Правда, Аэрон вспомнил, как женщина Мэддокса дала ему от ворот поворот. «Интересно почему?» – не переставал удивляться он.

Люсьен привалился спиной к бильярдному столу. Его испещренное шрамами лицо ничего не выражало. Скрестив руки на груди, он пристально, но совершенно равнодушно смотрел на Аэрона.

– Ну? – спросил он.

Аэрон глубоко вдохнул, затем медленно выдохнул.

– Мне приказали убить группу туристов в Будапеште. Четырех человек, – ответил он, прикрыл глаза и снова немного помолчал, стараясь заглушить в себе малейший проблеск чувств. Он понимал, что, только оставаясь холодным, сможет пройти через это. – Все они женщины.

– Что-что? – Парис почти подскочил на диване, тут же забыв про телевизор.

Аэрон повторил приказ богов.

Побледнев сильнее обычного, Парис покачал головой:

– У нас теперь новые хозяева. Мне это не нравится, я охренительно сбит этим с толку, но, черт возьми, я лопаю это, я говорю: о’кей. Но я не понимаю, почему титаны приказывают тебе, вместилищу Ярости, убить в городе четырех женщин. Зачем им это?! – воскликнул он, вскинув вверх руки. – Это черт знает что!

Он, может, и самый развратный мужчина, который когда-либо топтал землю, который, уложив подругу в постель, в тот же день забывал ее, но женщины всех рас, размеров и возрастов для него – хлеб насущный. Без них ему незачем было бы жить. И потому он не мог выносить, если существу женского пола делают больно.

– Они не объяснили, зачем и почему, – отозвался Аэрон, понимая, что знание мотивов богов ничего не изменило бы.

Сам Аэрон совершенно не хотел наносить вред этим женщинам. Он знал, каково это – убивать. Он убивал до этого десятки и сотни раз, но всегда делал это, повинуясь настойчивому желанию своего демона, а тот отбирал жертв с умом. Это были люди, которые били и издевались над своими детьми, получали удовольствие от того, что уничтожали себе подобных. Ярость безошибочно распознавал тех, кто заслуживает смерти, зная обо всех их постыдных деяниях.

Когда внимание демона было привлечено к тем женщинам, он изучил их и выяснил, что ни одну не в чем упрекнуть. И все же Аэрону приказали убить их. Если он выполнит распоряжение, если пустит кровь невинным людям, то уже никогда не будет прежним. Он знал, чувствовал это.

– Они ограничили тебя по времени? – спросил Люсьен все тем же бесцветным голосом. Он был Смертью, Ла Муэрте. Иногда его даже называли Люцифером, хотя эти люди, как правило, не переживали знакомство с ним, так что задачка Аэрона казалась ему на один зубок.

– Нет, но…

Люсьен повел темной бровью.

– Но?

– Они сказали, что если я не управлюсь быстро, то кровь и смерть застят мой разум и я буду убивать всех и сокрушать все на своем пути, совсем как Мэддокс, пока не выполню приказ.

Это предупреждение было излишним. Ярость одерживал верх над ним много раз. Если демон приходил в движение, то его было невозможно обуздать: жажда разрушать нарастала до тех пор, пока Аэрон не ломался и не наносил удар. Но даже когда Ярость подчинял его сознание, ему не доводилось убивать невинного.

– Как ты должен сделать это? Это они, по крайней мере, тебе сказали? – спросил Парис замогильным голосом.

Желудок Аэрона сделал сальто и отчаянно заныл.

– Я должен перерезать им горло, – ответил он.

«Как бы мне хотелось отказаться подчиняться этим новым богам», – думал он. Но страх перед еще более жутким приказом заставлял его молчать.

– Почему они это делают?! – гневно возопил Торин.

Видимо, этой ночью каждому из них суждено было задать этот вопрос хотя бы по одному разу.

Аэрон не знал, что ответить.

Парис окинул его долгим тяжелым взглядом.

– Ты сделаешь это? – спросил он.

Аэрон посмотрел в сторону и опять промолчал, но он знал, нутром чувствовал, что те женщины обречены. Они попали в черный список демона и, пусть даже безвинно, скоро окажутся вычеркнуты. Одна за другой.

– Чем мы можем помочь? – спросил Люсьен.

Теперь в его взгляде появилась строгость.

Аэрон с размаху погрузил кулак в диванный подлокотник. «Я и так балансирую на грани добра и зла, – сокрушался воин. – И если совершу такое темное деяние, то это будет конец. Я полностью растворюсь в демоне».

– Я не знаю. Мы столкнулись с новыми богами, новыми последствиями, новыми обстоятельствами… Не знаю, что со мной будет… – произнес он, тогда как в его голове крутилось: «Скажи, просто скажи это!» – если я убью тех женщин.

– Можно ли уговорить их передумать?

– Не стоит даже пытаться, – отозвался он мрачно. – Они сказали, что мы последуем печальному примеру Мэддокса, если вздумаем бунтовать.

Парис вскочил на ноги и принялся нарезать круги по просторной комнате.