Ярость - Юрий Никитин Страница 16

Хрюка протиснулась в щель. Я заметил, как побелел и напрягсяэтот бравый шофер-десантник. По опыту знаю, что таких собак больше всегострашатся не простые прохожие, а вот такие крутые накачанные парни. Они, вотличие от мирных жителей, знают на что способны такие собаки.

– Хрюка, домой, – сказал я поспешно. –Охраняй!

Шофер вздохнул с явным облегчением, когда дверь отгородилаего от страшной собаки с такими зубами и челюстями, способными перехватыватьтолстые кости, словно соломинки.

Уже в лифте он напомнил мне еще раз, видимо, считая ученыхсмешными недоумками с потерей памяти, что отныне и авто, и он сам, закрепленыза мной. Его зовут Володей, просто Володей, он мой шофер и одновременно –телохранитель. Я подивился, кому понадобится мое тело, но Володя возразил, чтоесли тело и ни к черту, мне виднее, то мозги у меня, по слухам, чего-то дастоят. Так что его можно определить рангом выше, как мозгохранителя. А телапусть охраняют у тех, у кого с мозгами слабовато, или кто больше спинным мозгомперебивается.

У президентов всяких, закончил я его озорную мысль. Пареньостер на язык, быстр, как ящерица, полон молодой силы, весь перекатывается какртуть. И дверцу передо мной распахнул без всякого подобострастия, а какмолодой, полный сил человек, перед тем, кто старше и умнее.

Итак, простая черная «волга», с наворотами вроде встроенногокомпьютера, факса, телевизора, сложной системы связи с любой точкой земногошара. На мой взгляд, многое устарело, был бы компьютер, а через него и таксвяжусь с любой точкой, где есть компьютер или хотя бы телефон. Пусть дажетакой, которым пользовались Ленин и батько Махно.

Я с нежностью косился на лаптоп, или как теперь говорят,ноут-бук: пентюх-двухсотка, активная матрица, винчестер на два гига, модемдвадцать шесть тысяч, встроенный джаз, а я был бы рад и зипу. По крайней мере,смогу таскать на гиговой дискете джаза «Starcraft-2» в полном объеме...

Я даже огляделся по сторонам с неловкостью. Подслушал быкто-нибудь, как собираюсь применять чудо техники... До чего же непростоначинать работу от и до, а не тогда, когда изволится. Мысль барахтается вяло,все пытается свернуть на игру, на работу с тем, что само всплывает изподсознания...

Володя вел машину артистически, рискованно проскакивал мимомерсов и саабов, что прут в полной уверенности, что им уступят, обгонял,нарушал, быстрая езда ему нравилась, а я посматривал с любопытством как нанего, так и на машину.

У нас когда-то был старенький автомобиль. Приятель продавалпо смехотворной цене, жена настояла на покупке, помню кошмарные дни, когдаучился ездить, а кончилось тем, что за руль садилась только жена. Но и еезамучили постоянные ремонты, и в конце концов у меня осталось только смутноевоспоминание какая педаль тормоз, а какая газ.

Сейчас смотрел с любопытством, здесь тоже нашпигованокомпьютерами, а с ними дружу, у меня следит за квартирой, а тут наверняка умеетне только присматривать за экономным расходом топлива и тормозами.

Володя перехватил мой взгляд, объяснил словоохотливо:

– Здесь кроме базовой программы, есть и добавочныефункции... Наши умельцы постарались. Кто от хорошего настроения, кто от желаниясебя показать, а кто и на спор, что сумеет.

– Так что же программа умеет?

Володя с неловкостью пожал плечами:

– Честно говоря, еще не знаю. Это холодильники, какиебыли двадцать лет назад, такие и сейчас. А за компьютерами не угнаться! Апрограммы так вовсе каждый месяц новые...

– Я бы угнался, – сообщил я.

Он покосился на меня с удивлением:

– Вы?

– А что, – возразил я, – что во мне не так?Ни очков, ни бороды?

* * *

Я пришел первым, не считая секретаршу Марину. Поздоровался,сел тихонько в просторной, как банкетный зал, приемной, Марина улыбнулась ободряюще.Глаза ее не отрывались от компьютера, но я уловил ее короткий взгляд, вроде быскользящий, так ли одет для встречи с президентом, но осталось ощущение, чтомогу теперь спрашивать, глядя в это милое личико, так ли у меня с почками, нетли уплотнений в легких и скоро ли наступит простатит, обязательная болезнь, какпишут, для всех мужчин.

Дверь со стороны анфилады холлов была распахнута. К наминогда заглядывали, я всякий раз ловил на себе профессионально ощупывающиевзгляды.

Наконец боком вдвинулся грузный Краснохарев. Главойправительства он не выглядел, во всяком случае, сейчас. На его слегка обрюзгшемлице просматривалась глубоко спрятанная тоска по тому времени, когда был главойСибгаза, когда в его великолепную работу технаря и организатора не примешиваласьни подлейшая политика, ни всякие подводные течения, когда мог во всем блескеразвивать свою отрасль, к изумлению всех подавив на мировом рынке отчаянноесопротивление Рургаза и баварских магнатов, а когда пришла пора реформ, первымв стране перестроил всю отрасль на новые отношения. Но на его беду призвали впремьер-министры, где сменил позера и политика, доведшего страну до краха, ноухитрившегося остаться в глазах полуинтеллигенции героем реформ.

Он сел за два стула от меня. В мою сторону даже не взглянул:ни враждебно, ни безразлично. В глазах были тоска и желание, чтобы поскорее всекончилось, а его отпустили восвояси. Обратно в Сибирь.

Через пару минут шумно вошел Яузов, министр обороны.Краснорожий, грузный, морда ящиком, глаза тупые, сонные. Когда Марина встала,чтобы снять с полки зип, он оценивающе оглядел ее с головы до ног, неспешнораздел взглядом, так же неспешно одел, и лишь тогда произнес рокочущим басом:

– Леночка, ты бы нам кофейку покрепче... А мне, тызнаешь, не ваши наперстки, а мой стакан.

Она кисло улыбнулась, вояка никак не запомнит ее имени, длянего все секретари – Леночки, но спорить бесполезно, что возьмешь смеднолобого, унтер Пришибеев рядом с ним покажется Маканиным, а я проводил егодолгим взглядом, пытаясь понять, чего ждать от генерала, что всем своим видомдает понять, что всего лишь тупой вояка, исполнитель, в политику не лезет,депутатские бредни не понимает и презирает, любит крепкую водку и толстыхдевок. Но я пару лет тому случайно наткнулся на него в Союзе Писателей, онзашел по поводу своего друга-ветерана, его окружили члены секциивоенно-патриотической книги, начались разговоры, я невольно прислушался, ожидаягенеральских глупостей, но этот красномордый отвечал быстро, не прислушиваясь ксловам, грамотно строил фразы, и на лицах собравшихся я заметил некотороеразочарование.

Этот эпизодец так бы и забылся, но генерала затащили в зал,уговорили выступить. И тут я увидел, как на трибуну взошел настоящий генерал:квадратномордый, презирающий штатских в зале, а когда заговорил властным итаким начальственным голосом, что я возненавидел бы армию, если бы уже нененавидел – в его речи не было фразы, где не перепутал бы ударения илиглагольные формы.