Ярость - Ричард Ли Байерс Страница 17

— Почему? Вам что, меня жаль? Не стоит беспокоиться.

— Просто вы мне нравитесь.

— Я же сказал, не стоит беспокоиться, — повторил Дорн.

— Вы были правы насчет меня, — сказала Кара. — У меня действительно есть свои секреты, которыми я не могу ни с кем поделиться. Но вот что я вам скажу: мне очень страшно, а в вас я вижу что-то такое… Рядом с вами я чувствую себя увереннее.

«Оттолкни ее, — сказал себе Дорн. — Иначе ты влюбишься в нее и признаешься ей в этом. И тогда тебе придется примириться с тем, что она скажет:

«Да, вы мне тоже нравитесь, но не в том смысле, в каком девушке может нравиться мужчина»».

И вдруг с верхушки мачты раздался крик Уилла:

— Смотрите! Там на берегу какие-то лачуги!

— Едва ли, — сказал Дорн, прищурившись.

— Рэрун, залезай сюда и взгляни! Капитан, вы не одолжите ему свою подзорную трубу?

Хозяин судна, коренастый мужчина с вытатуированными на лбу знаками удачи и ясной погоды, нахмурился. Подзорная труба — инструмент ценный. Но, видимо, что-то в голосе Уилла убедило его, и он передал трубу Рэруну.

— Только не разбейте, — сказал он.

— Не волнуйтесь.

Карлик засунул трубу в сумку, висевшую у него на поясе, и забрался наверх.

С полминуты он внимательно изучал берег.

— Уилл прав, — наконец сообщил он.

— Ну и что там? — спросил Дорн.

— Это деревня, но она разрушена. Драконы всех поубивали. Этих тварей было не меньше трех. Я вижу следы.

Дорн задумался. Возможно, конечно, что драконы из Затопленного Леса опустошили деревушку и никто из охотников и моряков не заметил стаи, летевшей на юг, но это было маловероятно.

Но может, действуют две стаи драконов одновременно? Или даже больше? Появление нескольких стай было обычным явлением, но история знала и о таких редких случаях, когда сразу все драконы Фаэруна впадали в бешенство. Это приводило к гибели тысяч и тысяч людей, уничтожению целых королевств, и не одно поколение должно было пострадать, пока мир не оправится от подобных потрясений.

Мысль об этом ужасе наполнила душу Дорна пьянящей решимость и отвагой. Конечно, он не хотел, чтобы гибли люди, но мысль о том, что все драконы в мире беспечно спешат навстречу его стрелам и мечу, приятно будоражила воображение…

Он тряхнул головой и усилием воли сдержал полет разыгравшейся фантазии. Если сведения о подобных случаях не миф, это значило, что такое бедствие не могло разразиться без какого-либо предзнаменования вроде кометы или другого знака, предвещавшего беду. То есть следовало искать другое объяснение.

Он взглянул на Кару. Она смотрела на разрушенную деревню, и из ее фиолетовых глаз катились слезы. Она проявила такую смелость и хладнокровие во время сражения в Илоафоне, что столь открытое проявление чувств поразило Дорна. Он подумал, что это признак слабости, которой нет никакого оправдания, ибо она может помешать борьбе за жизнь.

Слезы Кары возмутили Дорна, ибо он знал, что теперь не сможет дать ей отпор, что он обречен на дружбу с ней. И он неловко положил ей на плечо свою живую руку.

Нервничая, как в ту ночь, когда он украл изумруд, Горстаг крался по холодным катакомбам, освещенным факелами. После того как он сопровождал Оракула в замок королевы Самбрил, ему позволили свободно ходить по всему лабиринту подземелья. Но сейчас заклинатели совершали колдовской ритуал и их пение эхом отзывалось в туннелях, а Хозяйка Порфиры считала, что все, кто свободен, должны присутствовать на обряде. Не стоило бродить здесь в такое время, рискуя быть пойманным и обвиненным в уклонении от ритуала. Кто-нибудь мог подумать — и был бы прав, — что он замышляет недоброе.

В последние десятидневья он немало узнал и от Оракула, и от младших членов каббалы, которые полагали, что раз такой великий человек доверяет Горстагу, ему можно доверять. И все же он понимал, что знает недостаточно. У него уже сложилось представление о том, что происходит, но как остановить это, если вдруг потребуется, он не знал. У него не было даже веских доказательств того, что удалось выяснить. Интересно, поверит ли без них работодатель в эту дикую историю?

Горстаг решил задержаться, чтобы найти эти доказательства. Ему постоянно приходилось участвовать в похищении для Культа драгоценностей, поэтому исчезнуть было бы очень трудно. А как ему этого хотелось! Он давно понял, что оба брата опасные люди, но ведь можно было легко объявить их верования бредом сумасшедших. Он уже начал опасаться, что их кошмарные замыслы осуществятся раньше, нежели ему удастся этому помешать. Временами ему казалось, что тяжелый груз ответственности ввергнет его в помешательство столь же глубокое, как и безумие братьев.

Теперь, когда Горстаг выяснил, кем на самом деле является колдун, общество Оракула безмерно его тяготило. Не покидало чувство, что предводитель Культа при желании без труда может прочесть все его мысли. В этом случае он тут же просто уничтожил бы шпиона или, что еще более вероятно, замучил бы его допросами и пытками.

День не задался с самого утра, и не потому, что произошло что-нибудь особенное, просто нервы Горстага были уже на пределе. Он боялся, что вот-вот совершит непоправимую ошибку и выдаст себя с головой. Известно было, что Оракул недавно вернулся из какого-то путешествия. Магу явно нравилось в Лирабаре, но оставался он там совсем недолго. Ему нужно было уладить кое-какие дела в анклавах Культа по всему Фаэруну.

Горстаг решил, что настал его час. Он искал жилище Оракула, чтобы проверить, не обнаружится ли еще чего-нибудь интересного, затем он собирался покинуть город и представить наконец давно просроченный отчет своему работодателю.

Казалось, план более чем хорош, но, оказавшись перед дверью в комнату Оракула, Горстаг остановился в нерешительности. Насколько он мог судить, просторное помещение со сводчатым потолком не таило в себе никакой опасности, здесь были только предметы убранства: украшенный богатой резьбой стол вишневого дерева, кресла, книжные полки и гобелены, принесенные сюда братьями. Но было известно, что заклинатели любят устанавливать в своих жилищах магические ловушки для незваных гостей. Едва переступив порог, Горстаг мог столкнуться с дьяволом или оказаться объятым пламенем.

Но этого могло и не произойти. Оракул был занят и, считая себя мудрейшим и величайшим из вождей, полагал, что его последователи разделяют его взгляды. Он был слишком убежден в их благонадежности и преданности, чтобы защищать свои апартаменты.

В нерешительности топчась у входа, Горстаг отнюдь не способствовал тому, чтобы опасность миновала или прошел страх. Шпион сделал глубокий вдох, призывая себя к спокойствию, как учил маэстро Тэган, и вошел под арку.

Ничего не произошло. Облегченно вздохнув, Горстаг повернулся и огляделся вокруг. Повсюду на полках находились толстые тома, документы и свитки пергамента. Их было так много, что Горстаг чуть не чихнул от запаха старой бумаги. Надо было поскорее найти то, что нужно.