Хлопок одной ладонью. Том 1. Игра на железной флейте без дырочек - Василий Звягинцев Страница 17

— Прямо тебе — Порт-Артур в январе четвертого года, — успокаиваясь, проронил Воронцов. — Так что у нас случилось?

Робот, демонстрируя хорошую морскую выучку, четко доложил свою точку зрения на инцидент.

— Вот мудаки, — почти беззлобно выругался Дмитрий в адрес своих комендоров. — Могли бы торпеду еще на ходу расстрелять. Но тут скорее я виноват. Всему учил, а такого не предусмотрел…

И тут же стал вслушиваться в корабль. Вроде бы самого страшного не случилось. Ни треска ломающихся переборок, ни гула разливающейся по отсекам воды. И палуба не кренится под ногами. А самое главное — роботы из нижних помещений не подают сигналов тревоги.

Воронцов вызвал на дисплей компьютера информацию о полученных «Валгаллой» повреждениях. Пароход не подвел. Многослойная, титаново-керамическая, усиленная кевларовыми прокладками бортовая броня выдержала удар 450-миллиметровой торпеды. Отмечался только прогиб листов, деформация ближних к месту взрыва шпангоутов, незначительное смещение на фундаментах котлов и машин.

Мостик и палуба в течение следующих пяти минут заполнились поднятыми из постелей офицерами резервного взвода, пока еще остававшегося на корабле.

— Постройте людей на корме, — приказал Воронцов взводному командиру. — Только сначала пусть приведут себя в порядок. Срок — пять минут. А у меня и без этого забот хватит.

Воронцов, отставной капитан-лейтенант советского ВМФ, старший помощник капитана стотысячетонного балкера флота торгового, не имея, в отличие от меня, высшего психологического образования, практическими основами этой науки владел виртуозно.

— Принять в отсеки левого борта пять тысяч тонн воды, крен довести до пятнадцати градусов, дифферент на нос до пяти… — отдавал он команды центральному компьютеру. — Зажечь дымовые шашки за второй трубой. Потребовать с берега буксиры, семафором и гудками подавать сигналы «Терплю бедствие».

Пусть те, кто организовал предательскую атаку, считают, что цель их достигнута. Хоть на первое время…

Одновременно там же, в Севастополе, произошел другой случай, но уже со мной, Левашовым, Шульгиным, Берестиным и девушками — Сильвией, Ириной, Натальей и Ларисой. Эпизод яркий, вместе с предыдущим ставший толчком для появления целого веера событий и последствий как в России, так и за рубежом в 1920–1921 годах, и проявившихся в реальности и Ростокина, и черт-те знает еще где… А вот в дневник записать удосужился только сейчас, и выглядят те события не давними, конечно, но так… отдаленными.

Особняк, который для нас определил Врангель, стоял в глубине сада, отделенный от тихой окраинной улицы оградой из местного камня-ракушечника. Принадлежал он адмиралтейскому чиновнику довольно высокого ранга, предусмотрительно отбывшему со всем семейством за границу еще весной, и был временно секвестрован для нужд штаба флота, почему и сохранился почти неразграбленным.

Десять его комнат были богато и со вкусом обставлены модерновой мебелью, напоминали о недавней спокойной и размеренной жизни. В них еще не выветрились запахи непременного утреннего кофе, хозяйского табака, мастики для натирания полов, а в женских помещениях — каких-то тогдашних благовоний.

Хозяин, судя по фотографиям на стенах, был человек положительный и не чуждый сибаритства, даже в парадном мундире выглядевший благодушно. Жена и три дочки, не отличаясь красотой, смотрели с группового овального портрета на нежданных гостей доброжелательно, с одинаковыми непринужденными улыбками.

— Тоже вот, жили люди, — элегически заметил Шульгин, когда дамы разошлись по спальням, а мы вчетвером решили завершить вечер, как встарь, «сочинкой» [14]до полусотни, чтобы не засиживаться слишком долго.

— Они и сейчас где-нибудь живут, и даже, наверное, неплохо. Статский советник, да по интендантской части, вряд ли с пустыми карманами уехал…

Электричество в этот удаленный от центра район провести в царское время не успели, и мы играли при свечах, задернув шторы. Я терпеть не могу ощущения, которое возникает, когда находишься на свету, а в окна, тем более первого этажа, заглядывает ночная тьма. Чтобы не было душно, открыли дверь в коридор, ведущий на обширную веранду.

— Что-то тревожно мне, — сказал вдруг Сашка, только что успешно сыгравший мизер. По традиции за это дело выпили по рюмке «шустовского».

— Чего тебе-то тревожиться? Амнистер, и уже под закрытие идешь… — спросил Левашов, тасуя карты. — Вот я на шести застрял, и никак.

— Не в том счастье. А в воздухе такое что-то… Как перед грозой. Пойду-ка я осмотрюсь во дворе.

— Воров боишься?

— Знал бы чего — сказал, — ответил Сашка и вышел из комнаты.

— Вообще-то он прав, — заметил Берестин. — Неплохо было бы охрану при доме иметь. Глушь тут, и время военное.

— Да чего там, — отмахнулся Левашов. — Кому мы нужны? А если и что, так четыре мужика, вооруженные… Не Чикаго же здесь…

Оружия у нас тогда действительно было достаточно. Возвратившись с фронта, и Шульгин с Берестиным и я оставили здесь всю свою амуницию, включая и автоматы с солидным запасом патронов. Да еще и в карманах у каждого было по пистолету.

— А хорошо на дворе, — сказал, возвратившись, Шульгин. — Тишина, и полынью пахнет…

Еще через полчаса встал из-за стола Левашов. Гальюн здесь располагался в дальнем углу сада, куда вела узкая дорожка из плитняка. «Вот вроде бы богатые люди, — заметил он про хозяев, — а в доме не сообразили ватерклозет соорудить. Летом-то ничего, а зимой не набегаешься…»

У перил веранды он остановился, залюбовавшись пересекающим угольно-черное небо Млечным Путем. И не услышал, вернее, не обратил внимания на едва слышный из-за треска цикад шорох за спиной.

Негромкий вскрик Левашова услышал только Шульгин. И тут же, видимо, включилась его инстинктивная боевая программа. В подобных случаях он оценивал обстановку и собственные действия только задним числом.

Взмахом руки он погасил все три свечи в канделябре и стремительно метнулся к выходу. Не поняв сразу, что происходит, но зная, что Сашка ничего не делает зря, Берестин потянул из наплечной кобуры «стечкин», а я стал нашаривать в темноте лежавший на диване автомат.

Шульгин приостановился у выходящей на веранду двери. В голубоватом смутном свете ущербной луны заметил в трех шагах от себя бледную двоящуюся тень. Кто-то стоял за растущим посередине веранды старым абрикосом.

Он остановил дернувшуюся было к карману руку, но стрелять передумал, а с почти неуловимой для постороннего взгляда скоростью прыгнул вперед. Развернувшись в полете, приземлился позади прячущегося за деревом человека, коротким тычком выпрямленных пальцев под ребра опрокинул его на кафельный пол веранды. От момента, когда он услышал вскрик Олега, прошло едва ли больше пяти секунд.

Со стороны моря донесся мощный даже на расстоянии взрыв. И тут же, словно это было сигналом, по всему саду загремели выстрелы. Целились по окнам дома.