Невеста проклятого волка - Наталья Сапункова Страница 17

Она увязала вещи обратно в простыню и оставила на кровати. Может, их следовало бы переложить в сундуки, но это и потом успеется. В сундуки Катя заглянула, в одном была плотно уложена посуда и разные хозяйственные мелочи. Жестяное ведерко обрадовало, как родное — теперь можно поискать воды. И где-то, наверное, должны быть дрова, чтобы растопить печь.

Кстати, красивая кованая штуковина сбоку от печки — это что? Три железных стержня между собой соединены завитками, и стоят на железной же квадратной платформе. Симпатично, но вроде бесполезно. Вешалка?..

Вешалкой, как известно, может служить всё, что угодно, даже имевшее изначально другое предназначение. Она пристроила на эту штуку пальто — пусть отвиснет, а то слишком мятое. Надела поверх платья свою куртку, взяла ведерко и отправилась прогуляться и поискать воду.

В легкой куртке было зябко, но Катя затягивать прогулку не собиралась. Обошла хибару вокруг — пришлось идти то резко вверх, то так же — вниз. Увидела впереди совсем крутой подъем и хлипкую деревянную лесенку и решила подняться, но снова чуть не подскочила от волчьего рыка — оказывается, этот наглый хвостатый сторож следовал за ней, и стоило ей чуть отдалиться от хижины, рявкнул.

Ну да, ей же его велено слушаться.

— Слушаю и повинуюсь, — крикнула Катя. — Может, сам покажешь, где вода? А то пить хочется!

Волк в ответ зарычал, показав клыки. Между прочим, он ведь сам должен где-то пить, иначе не выжил бы, то есть вода рядом есть! Впрочем, Катя уже и без его ответов догадалась, куда идти: вниз по склону, там наверняка в низине что-то протекает, если эти горы хоть немного похожи на тот же Кавказ. С виду — очень похожи.

Катя пошла вниз, не обращая внимания на недовольного волка, поскользнулась на влажной траве и упала, уронив ведро, которое самовольно покатилось вниз. К счастью, остановилось в ложбине, и теперь придется за ним спускаться, перелезая через поваленные стволы…

Ну да, правильно, такие кроссовки не для горных походов. И это напоминало первую Катину поездку на Кавказ, когда она умудрилась взять с собой тоже неподходящие, скользкие кеды. Тогда, к счастью, друзья раздобыли для неё поношенные, но классные туристические вибрамы.

Волк перестал скалиться и теперь посматривал с интересом. Катя вставать не спешила — ушиблась.

— Принеси ведро, а? — попросила она, сообразив, что собаки, вообще-то, носят и тапочки, и всё что хочешь. — И давай уже за водой смотаемся? Ну волчик, ну хороший. Я буду слушаться, обещаю. А?

— Ах, айя Катерина, с вами всё хорошо? — вдруг услышала она пронзительный женский голос.

Катя попыталась приподняться и повернуться на голос, но лодыжка отозвалась острой болью — значит, не просто ушиб. Как же некстати…

Тем временем незнакомка уже подбежала. Невысокая худенькая женщина, одетая в жилет из овчины мехом наружу и широкую коричневую юбку. Она тащила на плече корзину, подвешенную на длинный ремень, тут же сбросила её и принялась деловито разувать Катю.

— Какая у вас обувка, айя, — восхитилась она, — мягкая, гибкая, и где такое стачали? Небось в столице купили? Не двигайтесь! — прикрикнула она, когда та опять попробовала присесть, — вот я сейчас…

Она пару раз нажала на Катину ногу, потом дернула, та опять вскрикнула и перевела дух. А незнакомка уверенно нажимала, задерживая пальцы, на какие-то точки на пострадавшей лодыжке, и боль отпускала.

— Вот, всё, — сказала она, возвращая обратно расшнурованный кроссовок. — Теперь хорошо будет. Только сейчас отдохните. А ногу я вам замотаю.

— Спасибо вам, айя Турей, — сказала Катя, — вы меня спасли. Вы ведь айя Турей, из ближней деревни?

— Я Турей, да, — кивнула женщина, — только не айя. Не надо меня так называть. Давайте-ка я вас в дом провожу, полежите. Вот, опирайтесь об меня!

— Я сама дойду, мне не больно! — пробовала протестовать Катя, но спасительница не думала её отпускать и почти внесла в дом, довела до кровати, а сама убежала за брошенной корзиной.

Скоро она извлекла из этой корзины высокую глиняную посудину с широким горлом, похожую на крынку, закрытую деревянной пробкой, и несколько мешочков и бутылочек.

— Это молоко, айя Катерина. Налить, отведаете? У моей коровы вкусное. А это мука и крупа на первое время. А вот немного копчёного мяса. Закваска для хлеба. Яиц вам завтра раздобуду, пока не нашлось ни у кого, не сердитесь. Мяса свежего наш айт обещал сам на охоте добыть,

— Наш айт?

— Айт Данир. Говорил, что поохотится сегодня. А вы скажите, что ещё требуется, я принесу. Закваску и молоко в холодную поставлю…

Говоря это всё, она споро налила молока в чашку и подала Кате, уложила припасы в один из сундуков, а холодная — это, оказывается, шкаф в стене у двери, видимо, имеющий отверстие наружу и потому холодный.

— Спасибо вам, Турей.

— Ох, айя Катерина! — нахмурилась спасительница. — Не смущайте меня. Что вы со мной, как с айей, разговариваете? Я просто Турей, никакая не «вы». И не айя. Это, может, в городах так принято, всех айями звать, а мы простые люди. Это вы для меня айя, вы жена моего айта. Мне лишнего не надо.

От такого заявления смутилась Катя. Она ведь просто обращалась вежливо к женщине, которая явно была её старше. Употребляла оборот, который соответствовал вежливому «вы» в русском. Причём Турей именно так разговаривала с ней — подчёркнуто уважительно.

— Айт Данир сказал, что вы чужеземка, — добавила Турей, — что не привыкли к нашим нравам, и чтобы я вам всё рассказывала. Потому и поправляю. Уж простите.

— Ничего, поправляйте, — сказала Катя. — Спасибо вам. То есть… тебе спасибо. Я действительно чужеземка и могу через раз глупости делать. Если что, не обижайтесь… не обижайся.

— Вот так хорошо, — заулыбалась Турей. — Я-то не обижусь, что вы. Я понимаю, всякое видала.

Она отыскала к одном из сундуков кусок ткани, с треском оторвала полоску и принялась туго бинтовать Кате ступню, потом сунула ей по спину подушку и скатанное одеяло, приговаривала:

— Вы сидите, сидите пока, айя. Не вставайте. Ножку поберегите.

Катя вздохнула. Ну действительно, в чужой монастырь со своим уставом не суются. Любая незначительная обыденность разные смыслы может иметь, так что, пока не вникнешь, не стоит умничать и что-то менять. А тут ещё и мир другой…

Ох, елки ж зелёные. Вот это надо не забывать, что мир-то другой, и у неё как бы муж-оборотень, который её этак самовольно женой назначил.

Катя решила прояснить про мужа.

— Так айт Данир сказал, что ушёл на охоту? А с чем у вас тут охотятся? С ружьём, с луком, с копьём, может? Что он с собой взял? — и затаила дыхание в ожидании ответа.

— Что вы, айя, — всплеснула руками Турей. — И правда, такое спрашиваете, что лучше вам пока на людях помалкивать! Точно вы издалека, это видно. СаверИны на своих землях только в волчьем лике охотятся, это закон. У всех двуличных так, если на своей земле, иначе бесчестным считается. Вот в иных землях — в человеческом лике, конечно же.