Трон Знания. Книга 4 - Такаббир Эль Кебади Страница 17

Джиано придавил бумаги растопыренными пальцами:

— Если посчитать, священнослужители богаче правителя в десятки раз. Я знал, что люди платят за обряды, но то, что им отпускают грехи за деньги… В некоторых храмах духовные отцы не ведут беседы с прихожанами. Люди перечисляют грехи на листочке, служки считают, сколько им надо заплатить в кассу. Нарушается тайна исповеди. Хотя какая уж тут исповедь? А похороны? Селяне разоряются, чтобы похоронить покойного в земле, освященной церковью.

Джиано обхватил ладонями лоб:

— И знаете, что ещё некоторые придумали? Притом делают это давно. От умирающего требуют исповедь в письменном виде! Ты уже одной ногой в могиле, а тебя заставляют писать или диктовать кому-либо, иначе на тот свет уйдёшь грешником, и гореть тебе в аду.

— Мне нужен список нелицеприятных деяний духовных отцов. И выпишите цитаты из проповедей, которые идут вразрез с высокой моралью.

— Хорошо. — Джиано побарабанил по столу тонкими пальцами. — Хотя я не уверен, что нам удастся искоренить злоупотребление властью.

— Знаете, что самое маленькое в мире?

Джиано улыбнулся:

— Только не говорите, что вера в Бога.

— Человеческая доброта. А что самое большое в мире?

— Думаю, любовь.

— Страх, Джиано. Это страх. — Адэр устремил взгляд на Парня, развалившегося возле двери. — Каждую минуту, каждую секунду люди боятся потерять деньги, положение, здоровье, жизнь, детей и родителей, любовь, веру и надежду.

Поджав губы, Джиано покачал головой:

— Что верно, то верно. — И вдруг принялся перерывать бумаги. — В папке я нашёл вот это. Явно предназначалось не мне.

Адэр взял протянутый советником лист. Почерк Эйры. Одна фраза: «После наводнения ни один житель Тарии не вернулся на родину». Что бы это значило? Прошлой зимой, когда после проливных дождей море и реки вышли из берегов, Тария оказалась отрезанной от внешнего мира, и только узкий перешеек соединял её с Грасс-дэ-мором. Адэр принял жителей приграничной полосы, оставшихся без жилья. Их поселили в замках, владельцы которых навсегда покинули Грасс-дэ-мор. Дальнейшей судьбой подданных князя Тарии Адэр не интересовался. И почему ему никто не доложил, что люди не захотели вернуться домой? Придётся озаботить этим вопросом старшего советника.

Отужинав с Джиано, Адэр направился в апартаменты. После долгой дороги ему не удалось толком отдохнуть. Не терпелось увидеться с Кебади, окунуться в его тусклые глаза, обрести спокойствие. Но встреча только усугубила внутреннее состояние. Мун добавил… Ко всему прочему промозглая погода, пустой замок, серость пейзажа за окнами действовали удручающе. Адэр надеялся, что выпадет снег и на душе посветлеет. И боялся, что снег выпадет, а на душе завоет вьюга.

Войдя в гостиную, Адэр столкнулся с Сирмой. Служанка волновалась и казалась совсем юной. Хотя сколько ей лет? Неважно… Зря распустила ореховые волосы и подвела медовые глаза, хмельные от счастья. И тень на стене за спиной хозяйки зря дрожит.

Адэр вышел в коридор и устремился в покои Эйры. Не включая свет, завалился на кровать. Парень улёгся рядом и, поворочавшись, опустил морду на лапы. Поглаживая зверя, Адэр смотрел в потолок и слушал, как шипят в камине влажные дрова. И уже погружаясь в сон, понял: больше всего в жизни он боится, что Эйра никогда не войдёт в эту комнату, не вздохнет недовольно и не скажет: «Вы хотите меня разозлить? Не получится. Я слишком устала».

За окном зависли предрассветные сумерки, витражные стёкла казались чёрными. Еле слышно звучала протяжная песня. Малика повернула голову.

Блеснув в полумраке глазами, Кенеш приподнялась на левом локте, другой рукой убрала со лба Малики косичку:

— Солнце ещё спит, шабира. И ты спи.

— Где Галисия?

— Кто?

— Не делай вид, будто не понимаешь, о ком я говорю, — произнесла Малика, хотя ответ уже знала. Где может быть Галисия? Конечно же, в спальне.

— Она в твоей кровати. Это неправильно, шабира.

— В Приюте Теней все равны.

— Когда я собиралась ехать в твою страну, для тебя готовили дворец. Там испокон веку жили воины-вестники. Я не знаю, почему хазир передумал.

— Я не воин-вестник.

— Ну и что? Во дворец увели половину служанок. Я тоже просилась. Хотела посмотреть на тебя хоть одним глазком. Но туда брали молодых, выносливых. А теперь шабира лежит рядом со мной. Не знаю, чем я заслужила у Бога эту милость.

Малика подсунула ладошки под щёку:

— О чём ты пела?

Кенеш встала перед ней на четвереньки, уткнулась лбом в пол:

— Накажи меня, шабира.

Малика хотела спросить: «За что?», но сдержалась. В её присутствии все должны говорить на шайдире, а песня звучала на незнакомом языке. И Галисия должна обращаться к ней на шайдире, однако дворянка не стремилась выучить язык и тем самым вынуждала Малику нарушать важное правило. Хорошо, что они ютятся в маленьких комнатах, куда никто не приходит.

— Ты не ракшадка?

— Я родилась в Голых Песках, — ответила Кенеш.

Вот почему не удалось перевести имя старухи. Ракшада — «цветок в тени». Джурия — «услада глаз». Иштар — «покровитель войны». Шедар — «ярче солнца». Альхара — «твёрдый шаг». Хёск — «небосвод». Похоже, все ракшадские имена что-то означают.

Старясь отогнать мысли о предстоящем ритуале — если жрецы решат его провести, — Малика промолвила:

— Ты запела спросонья — это простительно. Люди видят сны на родном языке. Так о чём была твоя песня?

Кенеш села на пятки:

— О маленькой девочке, которая боялась темноты.

— На корабле ты прикасалась к моим ногам. Зачем?

— Загадывала заветное желание.

— Какое?

— Моя мать говорила: «Держи желание в кулачке, иначе не сбудется», — ответила Кенеш и после паузы добавила: — Но тебе скажу…

— Не надо. Как знать, может, твоя мама говорила правду.

Малика немного поворочалась, пытаясь уснуть. Из-за косичек, стянутых в тугой клубок, болела голова, по коже бегали колкие мурашки.

— Расплети меня, — попросила Малика, решив отныне завязывать волосы в привычный узел на затылке. Ей не нужны какие-то родники, и река её жизни никогда не будет полноводной.

Тонкие пальцы старухи принялись проворно распутывать пряди.

— Кенеш, зачем Бог создал женщину?

— Услаждать плоть мужчины и рожать детей.

— И всё?

— Потом служить тем, кто услаждает плоть мужчин и рожает детей. — Старуха улыбнулась. — Хочешь знать, зачем Бог создал тебя?

— Хотелось бы.