Башмаки на флагах. Том 2. Агнес - Борис Конофальский Страница 17

Увалень и фон Клаузевиц остановились сразу, а Максимилиан проехал чуть вперёд.

Играющие в кости как по команде уставились на него, про кости забыли сразу. Один из них, как-бы между делом, взял от стены протазан в руку. Они втроём глядели на него, словно его знали.

И ведь уже не повернёшь, не поедешь назад. Беда была в том, что кавалер и его спутники уже проехали их, эти трое были уже позади. А поскачешь, так на протазан и алебарду налетишь. Волкову и его людям ну никак нельзя было вернуться, чтобы не сцепиться с этими тремя на узкой улице. А сбоку из темноты проулка уже шёл к ним господин с двумя спутниками, а у спутников-то тоже алебарды. Видно, до нужной поры к стенам были прислонены, чтобы в глаза не бросались. А тут, кажется, уже понадобились.

Увалень, фон Клаузевиц и Максимилиан ещё ничего не понимают — озираются. Дети малые, да и только. Даже Георг, и тот оглядывается по сторонам, всё ещё почти безмятежен.

Кавалер смотрит вперёд по улице — если кинуться туда, но скорее всего и там их ждут. Ну конечно, так и есть. Из ворот сгнившего дома выходят добрые люди. Их трое, тащат за собой рогатку, которой стража ночью перегораживает улицу. У них тоже копья и алебарды. У этих господ и в людях, и в оружии явный перевес. А ещё… Кавалер уверен, что у них где-то должен быть стрелок.

Больше сомнений у Волкова не было:

— К оружию, господа! — орёт кавалер, выхватывая меч. — Это засада, скачем назад, все назад, к дому купца!

Он разворачивается и, чуть не сбив с ног лошадь Увальня, со всей прыти, со шпор, кидает своего коня на тех троих, что играли в кости у бочки — если их смести, Волков и его люди смогут ускакать обратно.

И ему это почти удаётся. Со всего маха он врезается в них, они все вместе, опрокидывая бочку с костями и роняя алебарду, летят на мостовую. Загвоздка лишь в том, что тот мерзавец, что взял протазан, прежде чем упасть на камни, встретил кавалера, как положено опытному солдату — он загнал оружие в грудь коня Волкова, загнал на всё лезвие. Конь тут же валится на передние ноги, а Волков через его шею и голову, теряя меч, летит в кучу сбитых наземь и опрокинутых на стену дома разбойников.

Он больно бьётся больным коленом о брусчатку. Его кто-то пинает сапогом в бок. Сильно пинает. Конь за шестьдесят талеров хрипит, заливая всё вокруг своей кровью, валится тут же, почти сверху, на барахтающихся людей, начинает бить копытами в агонии. Кто-то копошится рядом, пытаясь схватить Волкова за горло крепкой рукой, но может только вцепиться в ворот колета и тянуть на себя.

«Свалка? Опять? Да когда же это кончится?»

Он думает о том, что всю свою взрослую жизнь мечтал о том моменте, когда ему больше не придётся драться.

«Слава Богу, что надел свой колет, а лучше бы кирасу мне надеть. И шлем».

Но это он так думает, а рука по старой привычке уже ищет за голенищем сапога стилет. Вот он, родной! Лёг в руку, как будто и не покидал её никогда.

Кавалер бьёт копошащееся рядом тело. В железо! Бьёт ещё раз, сильнее. В железо! Ещё! Опять в железо, как бы руку своим же оружием не распороть. Но он всё равно бьёт ещё раз, и лишь теперь старая сталь находит свою кровь. Его руку обожгла чужая кровь. Враг заорал резко, стал отползать от него, отбрыкиваясь, но он ещё раз удачно загнал клинок в мясо. Напоследок, так сказать.

А кругом шум, звон железа, крики.

— Бей коней, бей коней! — истошно кричит кто-то.

Звонко и жалостливо заржал молодой конь, кажется, это конь фон Клаузевица.

Сумерки всё гуще, но на земле белеет полоса. Это его меч. Вот это радость! Он нащупывает эфес. Да, это он, его драгоценный меч.

Кавалер встаёт, оглядывается, оценивает ситуацию. Максимилиан один на один дерётся с большим и тяжёлым мерзавцем. Ему будет нелегко. Но молодой человек быстрее здоровяка и не стоит на месте, хотя тот пытается наседать на него и теснить.

Александр Гроссшвюлле — вот уж кто молодец. Один своей огромной алебардой сдерживает троих. Тех троих, что перегородили дорогу рогаткой. Александр вообще не умеет пользоваться алебардой. Размахивает как оглоблей, ничего он врагам сделать не может, и не рубит, и не колет, страх больше нагоняет, а на него сыпятся удары, он словно собирает все их выпады на себя. Но Увалень за неимением лёгкой брони надел свои основные доспехи, и теперь его не так-то легко взять в его кирасе, шлеме, стёганке и укреплённых железом сапогах. Сволочи пытаются попасть ему по рукам и в лицо, но его алебарда весьма велика, а он весьма рьян, так что у мерзавцев пока ничего не получается.

Фон Клаузевиц, сцепился с двумя, один из которых тот самый бородатый господин, а второй крепкий, весьма крепкий мужчина с алебардой. Казалось бы, нет у молодого человека шансов. Но не зря, не зря Георг вызывался быть чемпионом кавалера.

Он очень ловок, особенно хороши его ноги. Ноги сильные, движения их быстры, пружинисты, что ни шаг, то верная позиция для защиты, ещё быстрый шаг, и верный, очень опасный выпад, что едва не закончился на лице господина. Меч фон Клаузевиц держит так легко, что, кажется, вот-вот выронит. Но ничего он не выронит. Шаг назад, и алебарда, которая должна была разрубить ему ногу, пролетает мимо, рассекая лишь воздух, а Георг тут же кидается вперёд и в длинном выпаде тянется, тянется клинком… И дотягивается!

— А-а! — орёт мерзавец с алебардой, и та со звоном падет на мостовую. А сам враг хватается за бок и, покачиваясь, уходит прочь, в проулок.

Фон Клаузевиц достал его, достал, загнав клинок меча на два пальца прямо в его незащищённую доспехом часть тела, подлецу в подмышку.

Фон Клаузевиц смог избежать пары ударов и сделать свой великолепный выпад так быстро, что кавалер и до пяти не успел бы сосчитать. А Георг уже нарисовал мечом в воздухе дугу, стряхивая с клинка капли крови и как бы приглашая господина продолжить: ну, давай, мол. Начинай.

И вдруг Георг схватился за голову. За левую строну головы, что выше уха.

Схватился, покачнулся и… выронил меч. А потом ещё раз пошатнулся. Сделал шаг, переставив ноги, словно пытаясь не упасть. Тут уже бородатый господин ударил его наотмашь тесаком, слева направо. Быстро, точно, сильно.

Георг фон Клаузевиц падал на брусчатку уже, кажется, мёртвым.

Волков уже прятал стилет в сапог и левой рукой тянул из-за пояса пистолет. Он знал, отчего лучший его фехтовальщик выронил меч.

Нет, кавалер не видел за ухом молодого рыцаря торчащего оперения болта.

Просто знал, что оно должно оттуда торчать, а ещё он знал, откуда был произведён выстрел.

Локтем правой руки, которой он держал меч, он откинул крышку с пороховой полки, и сразу поднял оружие.

Он не мог ошибиться, будь он арбалетчиком в этой засаде, он бы сам там уселся. И опыт десятков лет на войне его не подвёл. Арбалетчик и вправду сидел на сарае, на одном из скатов его крутой крыши, сидел совсем рядом, прямо над схваткой. Оттуда ему всё было отлично видно. Все цели как на ладони. Но и его чёрный силуэт прекрасно был различим на розовом фоне предсумеречного неба.