Последний инженер - Евгения Мелемина Страница 17

* * *

Все предосторожности пропадали зазря: Братство Цепей было не единственной сектой, на которую всем было плевать, и не единственной сектой, считающей себя настолько пугающей и грозной, что ее отцу-основателю требовалось прятаться в вонючих подвалах и загораживаться инвалидами.

Этих сект в последнее время развелось превеликое множество, и все они активно вербовали новых членов, в новые члены шли либо от нечего делать, либо потому, что хотелось во что-то верить. Джон относился к последним – ему до последнего хотелось во что-то верить, но официальный, хороший и всеми признанный бог его отвергал, и пришлось искать замену.

Однажды, шляясь по городу в поисках магазина, где можно было бы купить полунатуральный йогурт, Джон наткнулся на интригующее зрелище. Прямо под сырыми сводами моста полуголые люди плясали под натужное буханье барабана и тоненький писк флейты. Причудливый танец с элементами садомазохизма: правый ряд то и дело наступал на левый и колотил их по плечам и спинам увесистыми железными цепями. Потом обливающийся кровью левый ряд разворачивался и принимался колотить правый.

Так они сходились и расходились множество раз. Джон наблюдал с любопытством. Его интересовало, подберут ли танцоры тех, кто не выдержал и плюхнулся в грязь, или попросту затопчут насмерть.

Пока стучал барабан и пела флейта, никто не менял ни одного движения. К Джону, низко наклонив окровавленные плечи, подбежал мальчик с брошюркой. Он тяжело дышал и радостно улыбался, показывая окровавленные влажные зубы.

– Возьмите, – пропыхтел он, – приходите на наше собрание! Придете? Сегодня в шесть. Вы все поймете, когда увидите…

– Я все пойму? – переспросил Джон и усмехнулся, но брошюру почему-то взял и запихнул в карман джинсов, свернув ее в четыре раза.

Вечером, сотни раз отразившись в безразличных недрах своих шкафов и зеркал, он уселся на диван и вынул брошюру.

«Не только мы желаем настоящей свободы. Не только мы считаем, что удел слабых – носить ошейники, а сильных – пристегивать цепи».

Джон отложил брошюру и закрыл глаза. Он долго и неподвижно лежал в полумраке.

Ошейники и цепи. Наверное, никого это больше не волновало, но мир превратился в мешанину ошейников и цепей.

То, что потом назвали Великим меха-уничтожением, стало первым переломным моментом в жизни Джона. Ошейники и поводки, подумал он. Что хочется лично ему, Джону? Надеть ошейник или пристегнуть поводок к чужому?

Он размышлял над этим, впитывая льющуюся отовсюду свежую пропаганду. В первую очередь подключили религию: «Бессмертие – грех!», «Замена образа и подобия божия на механизм – убийство души».

Подали голос и гильдии Природы. О них прежде никто ничего не слышал, но в то время, когда понадобились светлые жизнеутверждающие идеи, гильдию Природы вытащили на свет божий, отряхнули от чернозема и поставили во главу угла.

Оказалось, что во время тотальной механизации и в расцвет биоинженерии некоторые из этих ребят занимались интересными и крайне отвлеченными делами: сохраняли ДНК растений и животных, разрабатывали идеальные жидкости для очищения загрязненной воды и разрабатывали биологическое оружие для уничтожения человечества.

Биологическое оружие у них отобрали, и они не особо сопротивлялись, потому что получили зеленый свет на восстановление природных ресурсов и сразу же рьяно принялись за дело.

Они первые и запустили ролики о вечном круговороте жизни, ставшем эмблемой и главным аргументом сторонников кратковременности человеческого бытия.

Джона окружали демоны. Это были демоны покорности, глупости. Демоны, зараженные стадным инстинктом. Эти демоны не умели думать сами и легко поддавались на провокации. Они верили всему, что слышали с экранов и видели на плакатах, они были невыносимо тупы.

Биомасса, готовая лавиной навалиться на любого, на кого показали пальцем.

Выращенная в повиновении, в рабской одинаковости, в голоде и страхе толпа. Джон, возможно, и смирился бы с тем, что вынужден существовать среди нее, но ему не давала покоя застарелая обида: глупая толпа забрала себе все внимание бога.

Бог так внимателен к людям и так их любит, что по малейшему выражению их недовольства навсегда захлопнул двери церквей перед меха, анаробами и зарядными устройствами.

Бог захлопнул двери перед Джоном, хотя он, Джон, ничего плохого богу не сделал.

Потеря бога – ощутимая потеря для того, у кого нет абсолютно ничего, а у Джона ничего не было. Мать умерла давным-давно, и он отчего-то очень смутно помнил ее голос и очень отчетливо, до приступов панических атак, – ее указания.

Не было семьи и желания ее создать. Из рассказов матери было известно, что его отец – сволочь, испортившая мамочке жизнь, а сам он точь-в-точь папочка.

Сложно решиться на семейную жизнь, зная, что ты сволочь и испортишь чью-то жизнь. Может, кто-нибудь другой и смог бы, но Джон не мог. Крайне сдержанный и застенчивый с девушками, он проигрывал еще до того, как решался вступить в любовную игру. Его приятная внешность поначалу давала пару баллов форы, но они тут же исчезали, когда обнаруживалось, что Джон посвятил свою жизнь псевдомедицинским развлечениям, а в свободное время читает философские трактаты.

Однажды знакомая дамочка назвала его собачьей яйцерезкой и расхохоталась.

– Гениталии бездомных ничем не отличаются от человеческих гениталий, – сказал ей Джон, – а я по большей части оперирую именно бездомных, а не собак.

– Думаете, это интересная тема для разговора? – парировала дамочка.

– Не уверен, – ответил Джон. – То, что интересно мне, не может быть интересно вам. Но я не хочу разговаривать с вами о том, что вам интересно.

– Вот поэтому я и не собираюсь с вами больше разговаривать, – заключила дамочка, встала из-за столика и ушла, обмахиваясь кончиком пушистого боа.

Джон в одиночестве доел черепаховый суп из глубокой белой тарелки, подумал и заказал вишневое желе.

В детстве, когда тоска и неприкаянность достигали апогея, Джон просился в церковь, и мать отводила его туда, где хорошо отдыхалось в звучной тишине, легком колыхании огоньков и золотом сиянии икон.

Потом ему стало некуда идти, и мальчик с истерзанными плечами указал новый путь. Так Братство Цепей получило самого беспокойного и ненадежного своего адепта, а Джон снова обрел бога.

Это было так называемое Белое собрание, на котором отец-основатель Шикан Шитаан занимался прозелитизмом. Для этой цели люди собирались в уютном и чистеньком зале, где на входе не было микрочип-сканера, а это означало, что сюда был открыт путь даже бездомным.

Вместо сканера в коридоре высились странные Врата, медные, высокие и украшенные изображениями переплетенных змей, опустивших морды в раскрытые чашечки цветов.

Эта рамка поразила Джона – он видел нечто подобное в трактатах о Мертвых, но никогда не думал, что кому-то придет в голову воспроизвести стилистику изобретений давно ушедшего века.