Уши в трубочку - Юрий Никитин Страница 17

– Ты сейчас будешь лететь мимо окна, убедишься, что вавтобусе пусто.

– А за рулем? – спросил я коварно.

– На автопилоте, – пояснил первый.

Они разом сделали ко мне шаг, я упал навзничь, ониуставились на меня тупо, как два барана на новые ворота, послышался сильнейшийудар, их ноги мелькнули надо мной, я приподнялся на локтях, огляделся. Мост,который их снес, стремительно отдаляется, зато впереди прямая как стрела дорогавдалеке резко поворачивает, а никакой автопилот не в состоянии вести машину повсем изгибам шоссе.

Я торопливо слез с крыши, вломился в кабину и ухватился заруль как раз в момент, когда впереди возник поворот. С трудом удалосьвывернуть, на мгновение боковые колеса пронеслись над бездной, но дальшевыровнялся, попробовал сбросить скорость, не удалось, гоню как бешеный,легонько нажал на педаль тормоза, удивился, что не чувствую. Посмотрел вниз,педаль бессильно лежит на полу, а машина несется с нарастающей скоростью, здесьпод уклон, да еще какой уклон…

Некоторое время я боролся, пытался остановить, замедлить, авпереди возник обрыв, приближался с ужасающей быстротой. Шоссе уходит всторону, но не с моей скоростью пытаться повернуть… Я открыл дверцу, с этойстороны мелькает стена, разотрет, как зерна кофе, с другой слишком близокобрыв…

Я оттолкнулся от подножки в тот момент, когда передниеколеса автобуса уже покинули асфальт. Меня перебросило через ограждающийпропасть бортик, я покатился, стукаясь о камни, небо и земля много раз менялисьместами. Наконец мое тело заклинило между глыбами, и я мог увидеть, как автобускрасиво падает, подпрыгивая на каждом выступе, а потом долго-долго взрывается,словно целая колонна бензоцистерн. Я кое-как высвободился, на всякий случайсбежал вниз, пришла идея проверить багажное отделение.

Вертолет опустился прямо на шоссе, я увидел торопливосбегающую вниз мою рубашку, а в ней выпуклые прелести торкессы. Я спускался,сильно прихрамывая, она же летела, как на крыльях, обогнала, первой оказалась уобгорелого автобуса.

– Здесь никого…

За спиной торкессы поднялся в дымящейся одежде человек,обхватил ее одной рукой за горло, я тут же выхватил пистолет, но он в другойруке показал мне гранату.

– Видишь?

– Да чего ее бояться, – сказал я нагло, – она жеручная!.. А вот пистолет у меня… слегка диковат. Недодрессирован.

Он зло захохотал, я держал его на прицеле.

– Уйди, – велел он. – Это я лежал в багажнике. Менядолжны были переправить через границу после успешной аферы с ваучерами. Ты всесорвал, сволочь!

– Ты меня не интересуешь, – сказал я. – Нашу страну всеграбят. Если всех убивать, то на земле вообще никого не останется. А по мне,лучше жулики, чем инопланетяне.

Он покачал головой, торкессу держал за горло сгибом локтя, аослабевшая рука медленно опускалась под воздействием гравитации, пока неоказалась на ее высокой груди. Торкесса, девственница, возмущенно завизжала,топнула ногой, попав острым каблуком по пальцам, ринулась в сторону. Геройваучеризации оскалил зубы и метнул в меня гранату. Я выстрелил, пуля ударила вгранату, прервав ее полет, раздался взрыв. Безголовое и с оторванной рукой телостояло, казалось, целый час, а торкесса, всхлипывая, ринулась ко мне на шею.

Я гладил ее, похлопывал, чесал за ухом, потом сказал соблегчением:

– Ложная тревога!..

Она подняла голову, на раскрасневшемся лице со счастливымиглазами мгновенно возникло страдальческое выражение.

– Нет, не ложная… Их в самом деле захватили. Простобыло два автобуса. Помнишь, красные точки? Один в качестве ложной цели. Дляотвлечения. Значит, они очень нас опасаются.

Я вспомнил автобус, битком набитый звероватыми боевиками,кивнул. Опасаются, но мое самолюбие это не тешит. Я предпочел бы, чтобы моипротивники были не моложе трех лет.

– Но знаю, как ты… Стоп, вон автомобиль!

– Где?

– Разуй глаза!

Еще ниже под нами ровная лента шоссе, далеко показалсяавтомобиль, мы успели выскочить на асфальтовую полосу до того, как затормозитьбудет уже невозможно. Автомобиль быстро и надежно остановился: красивый,элегантный, новенький, водитель не спеша отстегивал ремень безопасности. Яподбежал, дверцу на себя, водитель удивленно вскинул голову. Я ухватил заворотник и выбросил из машины.

– Госнеобходимость!.. – рявкнул я. – Ваше средствопередвижения необходимо полиции… разведке… сигуранце…

Торкесса забежала с другой стороны и поспешно заняласоседнее сиденье.

Мужик, лежа на асфальте, прокричал беспомощно:

– Но это мой автомобиль!

– Что за идиоты, – пробурчал я с тоской. – Что делает слюдьми эта гребаная демократия…

– Что? – спросила любознательная торкесса.

– Обезличивает людей, – ответил я с горечью. –Стандартизирует! Слышишь, все кричат одно и то же!

Я включил зажигание, автомобиль дернулся и понесся, набираяскорость. Торкесса смотрела на меня в почтительном ужасе.

– И часто…

– Что?

– Ну… поступаешь вот так незаконно?

– Да с каждой новой баймой, – ответил я. – И не поодному разу. Особенно когда убьют несколько раз, всякий раз повторяешь одно ито же, продвигаясь по шажку… Держись крепче, сейчас пойдем по встречной полосе…

Она с ужасом взглянула на встречный поток стремительнолетящих машин, вскричала в ужасе:

– Но зачем?

– Я знаю, – ответил я неколебимо, – что я делаю.

На самом деле, конечно, хрен понимаю, что делаю, но кто изнас что понимает в этой гребаной жизни? Все делаем то, что считаем правильным,а так как сейчас мы – сверхчеловеки, вот и выбрасываем всяких там французов даиракцев из машин и домов, как раньше бомбили и выбрасывали афганцев,сомалийцев, а скоро начнем так же с сирийцами и корейцами.

Тормоза завизжали, когда я на полном ходу проскочил впромежуток разделительного барьера, некоторое время ехали на двух колесах,торкесса визжала отчаянно, встречные машины шарахались, как кошки отбультерьера.

Машина глотала километры, как собака мух. Наконец торкессауспокоилась, подставила лицо солнцу, жмурилась, как котенок, даже мурлыкала. Запоследние сорок лет все крупные промышленные предприятия перенесены за чертугорода, остались мелочи, типа часовых заводов или по производству сережек ибижутерии, я долго искал на карте, пока отыскал крупнейший металлургическийзавод, его первым велел убрать из Москвы Хрущев, а Брежнев завершил процедуру.Потом перенесли и другие заводы, поменьше, но эти за последние годымодернизировали, перестраивали, некоторые работают и сейчас, в то время как напервом металлургическом все настолько устарело, что такие заводы проще делатьзаново, уже с иной инфраструктурой, чем пытаться перестраивать.