Амулет Судьбы - Кеннет Бег Андерсен Страница 17

Раздается щелчок, и лампочки над зеркалом прогоняют темноту. Филипп что есть сил зажмуривает глаза.

В дверях появляется мама. На ней пижама, вид усталый. Похоже, она только что проснулась. И, похоже, ей совсем худо. Она двигается медленными шажками, плечи опущены, рука касается изможденного от боли лица. По щеке катится слеза.

Она пробирается к шкафчику с лекарствами и достает коробку с таблетками от головной боли. Кажется, все силы, которые ей с таким трудом удалось собрать, уходят на то, чтобы добраться до заветного лекарства. Она уже готова проглотить таблетку, как вдруг дрожь пронзает ее тело. Резкий вздох, она вытягивается в струну и замирает. Выпученные глаза смотрят прямо в зеркало, смотрят прямо на Филиппа, сердце его леденеет.

Она падает замертво.

Картинка гаснет.

— Мама! — Филипп жадно хватает ртом воздух. Этого не может быть! Только не она! Господи, только не его мама!

Краем глаза он замечает змея, извивающегося среди стеклянных сосудов. Желтые глаза смотрят на него со злобой и тоской.

Филипп снова переводит взгляд на песочные часы, песчинки в которых с бешеной скоростью падают вниз, и чувствует, как сердце переполняет отчаянье. Что делать? Что он может сделать?

Ничего он сделать не может. Только стоять и смотреть, как ее жизнь ускользает сквозь пальцы. Власть и сила, которую он чувствовал, входя этот подвал, сменились ощущением полного бессилия. Такого глубокого и всеобъемлющего, что голова шла кругом.

Мама должна умереть. Упасть замертво в ванной поздней ночью или ранним утром, и ничего с этим он поделать не может, не может ее спасти…

Комната шаталась и кружилась, а песчинки неумолимо падали и падали вниз.

Затуманенный взгляд Филиппа остановился на одном из соседних сосудов, и его осенило. Возможно… возможно, есть один способ спасти маму.

В них было много песка. Горы песка.

«Давай, — вкрадчиво нашептывал голос, похожий на голос Сатины. — Возьми у кого-нибудь другого».

Тяжелые удары сердца глухо отдавались в ребрах, когда он протягивал руку к соседним часам, до краев заполненным песком. Филипп на удивление легко оторвал стеклянный сосуд от стола, хотя свой не мог сдвинуть даже на миллиметр. Он открутил крышку. Оценивающе посмотрел на песок. Так много песка. Так много жизни.

Снял крышку с маминых часов.

«Смелее».

Филипп кивнул и приготовился пересыпать песок. Он больше не слышал ударов сердца.

«Так и сделай».

Снова кивнул. И наклонил часы.

Еще немного.

Еще чуть-чуть.

Нет.

Нет, он не мог. Так нельзя. Он не мог просто взять и украсть время жизни у другого человека. Ведь он сам слишком рано лишился отца. Разве мог он пожелать такое кому-то другому? Отнять у ребенка отца или мать до срока? Или отнять дитя у родителей? Нет! Он не хотел становиться убийцей. Даже если речь шла о жизни его собственной матери.

Дрожащими руками Филипп опустил сосуд на стол и вернул на место крышку. Сердце рвалось на части, по щекам катились слезы. Он не убийца. Не убийца!

— Весьма достойно, — нарушил тишину голос. — Недаром Люцифер называл тебя добрым малым.

Филипп обернулся. Позади него Мортимер выглядывал из-за шкафа. Даже в этом переливающемся живом свете взгляд его казался каменным, мертвым.

— Вы… вы давно уже здесь стоите? — спросил Филипп, пытаясь подавить рыдания.

— Какое-то время. Я наблюдал за тобой. На то, что ты сейчас сделал, не многие способны. Каждый думает о себе. О том, что нужно только ему.

Филипп молчал. Он не мог вымолвить ни слова. Ему было абсолютно безразлично, как поступили бы другие, и что о нем подумал Мортимер. Он ни капли не гордился собой. Напротив. Проклинал себя за то, что не хватило равнодушия. Не хватило жестокости.

Мортимер подошел поближе.

— Я не думал, что ты это увидишь, Филипп, — сказал старик, хотя в его хриплом голосе не слышалось ни горечи, ни сожаления. Ни на единый волосок. Наверное, именно это немного притупило боль Филиппа. Превратило ее в озлобленность.

— Твоя мама умрет от инсульта, — продолжал старик. — Поэтому у нее так часто болит голова.

Еще чуть меньше боли, и чуть больше гнева. Как мог он оставаться таким бесчувственным? Сердце Филиппа накалилось до предела, шишки на лбу горели, порождая черные мысли. И породили… одну идею.

— Вы во всем виноваты, — процедил Филипп сквозь зубы. — Это все ваша вина. Ваша и вашего проклятущего амулета. Он убил моего отца, а теперь добрался и до матери!

— Здесь нет ничьей вины, Филипп! — всплеснул руками Мортимер. — Это случайность. Мой амулет…

— Ваш амулет, — перебил Филипп клокочущим от негодования голосом. — Вы и вправду верите, что я помогу вам найти эту чертову штуковину?

Впервые за все то время, которое Филипп был знаком с Мортимером, — может быть, в первый раз вообще — Мортимер выглядел потрясенным.

— Э-э… Д-да. — он запнулся он, судорожно моргая. — Тебе придется найти его.

— Неужели? — заорал Филипп так, что Смерть попятился назад.

— Послушай, Филипп. Ты должен понять…

— Я уже достаточно наслушался и насмотрелся! — юноша ткнул пальцем в полупустую колбу, заполненную ядовито-желтым песком. — Если вы откажетесь помочь моей матери, я не буду помогать вам. Вы понимаете это?

Растерянное выражение мгновенно стерлось с лица Смерти, глаза под густыми бровями превратились в узенькие щелки.

Мортимер заговорил, и голос его был тяжелым от гнева.

— Так ты начал требовать плату за свои добрые дела, Филипп! Я не ошибся — ты и в самом деле не забыл уроков Люцифера! Но торговаться со Смертью бесполезно, ты в курсе?

— Вы не Смерть, — бросил Филипп в ответ. — Больше не Смерть. Вы — ничто без своего жалкого амулета, а я и пальцем не пошевелю, чтобы найти его, если вы не пообещаете помочь моей маме.

Старик погрузился в раздумья. Он впился глазами в Филиппа, дерзко смотревшего в ответ. Холод между ними стоял гигантской ледяной стеной.

— Ты пытаешься вмешаться в ход Судьбы, Филипп, — мрачно начал Мортимер. — Нет ничего опаснее. Последствия невозможно предугадать. Если бы не твое дурацкое любопытство, ты никогда бы не узнал этого.

Филипп пожал плечами.

— Значит, мне суждено было узнать.

— Нельзя просто так вмешиваться в Судьбу, неужели тебе не ясно? Не в таком масштабе! Поэтому ты и передумал брать песок из других сосудов. Это было бы самым страшным преступлением.

— Вы правы.

В первое мгновенье Мортимер был готов облегченно вздохнуть. Но только сначала, потому что Филипп продолжил: