Лунный нетопырь - Ольга Ларионова Страница 17

— Гулять можете, купаться — ни в коем случае, ветрено, — вынесла свой вердикт принцесса, присаживаясь на пороге, чтобы снять тесные сапожки. — А кстати, почему мне никто не говорит, что от Алэла пришел вызов?

Рыжее перо, сброшенное на Бирюзовый Дол красным зимородком, означало, что кто-то из Алэлова дома жаждет пообщаться с обитателями Игуаны.

— Перышко светлое, значит, там никакой беды не приключилось, иначе было бы оно цвета кофейного пойла, — отозвался Юрг, презиравший слабенький джасперианский напиток. — Так что торопиться некуда. Ких, будь другом, слетай к соседям, выясни, с чего переполох.

Никто глазом не успел моргнуть, как исчезнувший было Ких, снова возник на том же месте.

— Ага, — удовлетворенно констатировал командор; — явился передо мной, как лист перед травой, и рот до ушей. Из этого следует, что у Алэла очередной сабантуй.

— Так точно! — выпалил младший дружинник, продолжая сиять. — Торжество по поводу наречения новорожденных. Особо званы принцесса с супругом. А остальные… ну не так чтобы особо… но настоятельно.

— Дорогая, деваться некуда, доставай из сундуков кринолин с декольте на двенадцать персон.

Мона Сэниа резко поднялась, словно у нее появилось безотчетное желание заслонить собой маленького Юхани.

— С твоего разрешения, сегодня мы с Ю-ю останемся дома, — проговорила она что-то уж чересчур индифферентно. — Отправляйтесь-ка представительной делегацией — у Эрромиорга вполне вельможный вид, когда он постарается, а Киха с Флейжем возьмете для поддержания веселья. Королевской чете передайте, что я безгранично огорчена, но Юхани перекупался, а у Алэла всегда ветер с моря…

Юрг схватился за голову:

— Что я слышу: чтобы наш сын боялся морского ветра?.. Сэнни, что на тебя нашло?

— У меня что-то непразднично на душе…

— Слушай, а ты не боишься, что царственные бабуля и дедуля будут оскорблены таким отказом?

— Вот поэтому я и прошу тебя слетать туда, пусть на этот раз и без меня. И Фирюзу захватите.

Раздался радостный визг — маленькая плутовка никогда не упускала случая подслушать разговор взрослых.

— А мы тут наберем тебе перышек, — улыбнулась ей мона Сэниа, хотя улыбка эта не была наполнена теплотой.

— Это на ветру-то? — хмыкнул разобиженный супруг.

Так и расстались — нельзя сказать, чтобы довольные друг другом. Но ей была невыносима мысль о том, что они с сыном снова окажутся под перекрестными вспышками беглых взглядов всего королевского семейства. До сих пор ей казалось, что она равнодушна к посторонним взорам; но, на сей раз, они были до такой степени непонятны, что становились просто оскорбительными.

Зато через пару часов возвращение представительной делегации было самым восторженным.

— Сыты, пьяны, и носы в табаке! — крикнул Юрг, спуская с плеча Фирюзу, с ног до головы разукрашенную причудливой росписью — похоже, над нею трудилась не только Ардиень, но и старшие сестры-царевны.

Малышка крутилась, слизывая с ручонок сладкую цветочную пыльцу, на практике постигая, что локоток не только не укусишь, но и не оближешь.

— Нет, честное слово, Сэнни, совершенно напрасно ты капризничала! — Юрг прямо-таки пузырился радужными впечатлениями. — Пир был действительно на весь островной мир, по всему берегу настелены новенькие циновки, а на них чего только нет! Никогда не думал, что эти острова так богаты. А сам Алэл… В последнее время я его уж совсем за старую перечницу держал, а тут он так разошелся — ему бы иллюзионистом работать. К тому же, оказывается, сегодня — День Живой Плоти… Впрочем, у него каждый день — какой-нибудь особенный. Так вот, с любым из нас он мог сотворить все, что угодно…

— Кому — угодно? — быстро спросила принцесса.

— Ну… всем. Чтоб весело было. Как в настоящем шапито.

— И что же он сделал с тобой?

— Усы отрастил. Синющие! Потом, правда, изничтожил, чтоб тебя не напугать. Хорошо еще, что не бороду, а то ходил бы я, как наш легендарный герцог-душегуб, который не то шесть, не то восемь жен порешил.

— Ну, муж мой, любовь моя, — через силу улыбнулась она, — еще, как ты любишь говорить, не вечер…

Или вот: я мимоходом заметил, что по части рыжести Флейж просто неподражаем, так наш высокородный Хоттабыч — помнишь, я рассказывал? — и бороденку не щипал, и «трах-тибидох» не бормотал, а глядь — за столом уже два Флейжа, с лица совершенно неразличимы, будто два апельсина на солнышке, только вот на втором — камзол нашего Кродриха, поелику всякая одежка к живой плоти уже не относится. И знаешь, что мне пришло на ум? Он ведь и собственных внучат мог очень даже просто изменить. Ты не приглядывалась к старшему? Ну, ведь вылитый новорожденный Ю-юшка! Недаром старый хрыч все на нашего сынулю поглядывал и вздыхал завистливо.

— А как же этот… Шамшиенин малыш? Он же весь в папашу… — растерянно пробормотала Сэнни.

— Все правильно — в каждом эксперименте должен быть, так сказать, контрольный экземпляр, оставленный в первозданном виде.

Принцесса вдруг резко повернулась и умчалась в свою комнату. Юрг, недоумевая, только пожал плечами — ему и в голову не пришло, что его жена может прятать слезы, непривычно ожегшие ресницы. Она, никогда не плакавшая от горя, впервые почувствовала, насколько же безмерным может быть облегчение, когда с плеч сваливается такая невидимая гора…

Утро занялось прозрачное, легкое, словно умытое талой водой — да разве и могло оно быть другим, когда позади осталось все чудовищное смятение прошлых дней, слава древним богам, так никем и не замеченное… кроме верного рыцаря Лронга?

Мона Сэниа тихонько выбралась из постели и, бесшумно ступая босыми ногами, невесомо пролетела по спальне, на бегу заворачиваясь в необъятное пушистое полотенце. Скорее в море, смыть с себя даже память о давешнем наваждении! Море теперь было для нее еще одним даром Юрга, ее звездного эрла — ведь джасперяне, не привыкшие к необозримым водным просторам, инстинктивно избегали даже озер. Но за год, проведенный на Игуане, без купания в непривычной, солоновато-терпкой воде не мог уже обходиться никто. Включая малышей.

Беззвучно засмеявшись собственной легкости, она шагнула в привычное ничто, чтоб через неощутимый миг уже стоять на одиноком плоском утесе, у подножия которого зазывно пришептывало море, обещая первозданную свежесть. Она переступила с ноги на ногу, поеживаясь от ночной стылости камня, и тут сквозь шелест пенных гребешков услышала голос.

Едва уловимый, он не доносился с какой-то определенной стороны — он просто был повсюду, как туман, как запах моря; слишком тихий, чтобы быть узнанным, он искал именно ее, проникая в каждый уголок зеленого Джаспера: «Сэниа… Сэниа…»

Она знала, что так послать свой голос мог только член королевской семьи. Все собственные беды и сомнения мгновенно отлетели прочь, и она замкнулась в себе, собирая все силы, чтобы ответить — это было непросто: ведь она тоже не знала, где находится ее собеседник, и точно так же, как он, должна была разослать ответ по необозримым просторам Равнины Паладинов;