Имя твоего волка - Татьяна Томах Страница 17

В последний раз Анджей поймал его за привязыванием отчаянно брыкавшегося кота к тележному колесу. Сообразительный братец подманил неосторожного кота сметаной, и прежде чем кот понял уготованную ему судьбу и изготовился сопротивляться, умудрился накрепко обмотать когтистые кошачьи лапы припасенной заранее дерюгой. Кот был обречен, если бы Анджей не успел вовремя пресечь братишкины развлечения. За которыми, к слову сказать, увлеченно, с одобрением в глазах наблюдали двое соседских мальцов, время от времени подавая подобострастные советы типа: «Лапа-то, лапа сзаду счас, вона, развяжется…» Но Анджей успел — как раз до того, как охрипший от воплей и закатывающий глаза кот хлопнулся в обморок от ужаса и боли.

Кот был спасен, братец отодран за уши и снабжен напутствием — мол, если когда-нибудь еще он какую-нибудь животину… Кстати сказать, упомянутые мальцы наблюдали происходящую трепку своего вожака абсолютно так же увлеченно, с тем же самым одобрением в заинтересованно выпученных глазах. На всякий случай, правда, отступив на безопасное расстояние. Но, видно, драньё ушей помогло ненадолго, и братец взялся за своё, воодушевленный мамкиным заступничеством, не упускавшей случая напуститься на Анджея — мол, ты что это младшенького обижаешь, ирод…

Углядев из-за спин улюлюкающих пацанов рыжую шевелюру братца — и что-то (собаку?), съежившееся в грязи на дороге и вздрагивающее от ударов — камней? комьев грязи? — Анджей разозлился. Очень сильно разозлился. Шваркнул аккуратно завернутый в тряпицу дядькин обед прямо на обочину дороги (ох, не пожалеет дядя подзатыльников за опоздание да за остывший, в грязи вывалянный обед…) и ринулся расталкивать спины столпившихся мальчишек. И только привычно уцепив в кулак (не впервой, чай) братишкино многострадальное и оттого такое оттопыренное ухо, Анджей разглядел, что там, посреди дороги, в грязи, испуганно съежилась вовсе не бездомная собака. Девчонка.

Маленькая девчонка в каком-то нарядном и светлом (до того, как оно было изрядно вымазано грязью) платьице. Она лежала неподвижно, прикрыв голову руками, выпачканными в грязи и крови. Анджей, с ужасом уставившейся на открывшееся зрелище и чувствуя себя так, как будто с разбегу влетел головой в дерево, сначала подумал, что девочка уже мертвая.

— Вы чего это, а? — ошарашенно обернулся он к примолкнувшим пацанам, позабыв про накрепко зажатое в пальцах братнино ухо и потому машинально проворачивая следом за ухом глухо и монотонно поскуливающего братца. — Вы чего? — изумленно шаря вопросительным взглядом по лицам пацанов, неожиданно растерявших под этим взглядом весь свой воинственный запал.

Только что похожие на стайку молодых псов, со щенячьим задором забавляющихся с издыхающим зверьком, сейчас, когда их вожак оказался жалок и беспомощен, они опять превратились в детей. Нашкодивших и напуганных тем, что сами сделали. Сейчас они смотрели на неподвижную девочку почти с таким же ужасом, как и Анджей.

— Эта… ведьма это, — буркнул один из них, неуверенно переступив с ноги на ногу и отводя глаза от Анджея.

— Эта?! — изумленно и недоверчиво переспросил Анджей. — Вы чего, пацаны?

Пацаны промолчали. Их вожак и вдохновитель поскуливал в руках старшего брата — уже не вожак, а просто мальчишка, пойманный за ухо во время очередной проказы. Придуманная им игра уже почему-то не казалась пацанам такой забавной, и было неловко и страшно смотреть на избитую (до смерти?) девочку, лежащую на дороге. Как будто они только сейчас разглядели, что это всего-навсего девочка, маленькая девочка, которая вполне могла бы быть младшей сестренкой любого из них.

Девочка пошевелилась — чуть-чуть, из-под маленькой запачканной ладони выглянула полоска розовой щеки и черный блестящий испуганный глаз. Пацаны попятились, переглядываясь — может, правда, ведьма? Не плачет, не орёт, как положено перепуганной девчонке, — приподнялась, опасливо съеживая плечи, и смотрит. Молча.

Анджей, заметив, что девочка зашевелилась, обернулся к ней, выпуская, наконец, на свободу многострадальное ухо поскуливающего братца.

— В следующий раз оторву. Вместе с башкой, — мимоходом угрюмо пообещал он. — Понял?

— У-яа, — послушно согласился братец, выворачиваясь из безжалостной хватки. И, морщась, осторожно потрогал распухшее ухо, исподлобья одаривая своего мучителя взглядом отнюдь не братским.

Пацаны молчали, и девчонка молчала, по-прежнему неподвижно сидя в грязи в своем испачканном платьице. От напряженного — не испуганного, а именно напряженного — взгляда ее черных широко открытых глаз хотелось поежиться. Может, правда ведьма? Анджею показалось, что именно об этом подумали примолкнувшие за его спиной пацаны. Ему самому вдруг захотелось передернуть плечами — а какое ему, собственно, до этого всего дело — и уйти, растолкав неожиданно заробевших мальчишек. Только чтобы больше не видеть этого жутковатого девчонкиного взгляда…

И сейчас же устыдившись этой мысли и желания отступить назад, поближе к притихшим пацанам, он сделал наоборот. Переламывая свой нелепый страх перед маленькой да к тому же до полусмерти избитой девчонкой, шагнул вперед, протягивая ей руку. Ладонью наружу — так, как подходят погладить незнакомую собаку или кота — показывая, что рука не прячет ни камня, ни палки.

— Ну, вставай, чего расселась, — пробурчал он. Немного грубовато — потому что не знал, как с ней говорить, и потому что ее взгляд по-прежнему пугал его. И увидел, как она дернулась — то ли от звука его голоса, то ли от движения его руки. Как битая собака, которой каждый звук кажется началом крика, а каждое движение — началом удара.

И только теперь он разглядел ее глаза. Блестящие и напряженные до окостенелой неподвижности — казалось, они не могут принадлежать обыкновенной маленькой девочке. На самом деле они были перепуганными. Насмерть перепуганными, замороженными от страха. Анджею стало стыдно — за свой собственный недавний страх перед ее взглядом и за пацанов, перетаптывающихся за его спиной. Как будто он сам был одним из них. Как будто его рука, от которой сейчас отшатнулась девочка, тоже бросала в нее грязь, измазавшую ее платье, и камни, поцарапавшие лицо.

— Ты… это… не бойся меня, а? — попросил он, по-прежнему держа протянутую руку ладонью вверх. Не приближая и не отнимая, глядя в замороженные черным страхом девочкины глаза. На этот раз она услышала его — что-то дрогнуло в ее глазах. Не совсем оттаяло; но будто сломалась ледяная корка, и из трещины выглянула настоящая девочка. Самая обыкновенная, маленькая, живая девочка. Совершенно не похожая на ведьму.

Девочка посмотрела сначала на Анджея, а потом на его руку. В ее взгляде снова мелькнул испуг, словно она ожидала, что эта ладонь тоже сейчас ударит ее. Больнее, чем до этого били камни и комья грязи. Девочка медлила — минуту или две — а потом, как будто испугавшись, что Анджей передумает, торопливо уцепилась за его руку.

Ее ладошка была дрожащей и холодной. Оказавшись в руке Анджея, ладошка застыла. Заморозилась, как снова заморозился девочкин взгляд. Пока Анджей вел девочку за собой через толпу неохотно расступившихся пацанов, ему казалось, что он держит в руке мертвую рыбку. Безвольную и ледяную.