Вор и убийца - Сергей Куц Страница 17

Наши лошади приближались к небольшому городку с крепким высоким частоколом и дозорными башенками по всей окружности стен. За укреплением прятался Первый Приют.

У ворот с десятком стражников, вооруженных копьями и короткими аркебузами, толпились последние путники, спешившие укрыться от приближавшейсяя ночи за деревянными стенами.

– Успели, – облегченно вздохнул Фосс. Дорога за нашей спиной была пуста.

В ворота прошли без лишних проволочек и мзды, привычной по опыту общения с городской стражей из всех остальных виденных мной городов. Стражники в плоских железных шлемах и кожаных куртках с нашитыми металлическими бляшками бегло осмотрели наших лошадей. Но ящики не вскрывали. Старший десятка довольствовался бумагой, выписанной на таможне.

– Пропустить! – рявкнул он. – Да пошевеливайтесь, беременные мухи!

Во всем остальном десятник был настоящим стражником. Кому он адресовал мух, осталось загадкой, вполне может быть и нам, добропорядочным торговцам.

– Стань тут с лошадьми, – сказал мне Оливер. – Нас уже должны ждать. В 'Белой вазе'. Трактир средней паршивости, зато без проходимцев и карманников с улицы за столами. Я туда. Найду человека, которому поручено озаботиться нашим устройством на ночлег, и обратно.

Ворота выходили на небольшую квадратную площадь. В разные стороны расходились прямые мощенные булыжником улицы, на которых могли спокойно разминуться две телеги. Почти все дома бы двухэтажные и крыты добротной черепицей. У некоторых первый этаж сложен из оштукатуренного камня.

Обычный процветающий городок на пути оживленного торгового тракта, кабы не черты присущие именно Загорью. Все дома имели на окнах массивные ставни с запорами изнутри, их как раз сейчас активно затворяли. Многие подворья также были полностью обнесены крышей. Так, чтобы она переходила в забор. По сегодняшним разговорам с Фоссом выходило, что Первый Приют типичный городок Арнийского Сумеречья.

На улицах и площади полно фонарей. Фонарщики степенно переходили от одного светильника к другому, разжигая в каждом огонь. Местные жители определённо опасались темноты и не жаждали оставаться с ней наедине.

– … оно так, ночью здесь безопасно, – беседовали двое купцов-лекантийцев, которые прошли через ворота перед нашим караваном. Один из них втолковывал другому о Первом Приюте, – Запустение далековато, да стража ходит по улицам все ночь. Фонари к тому ж. Но береженного бог бережет, до рассвета без лишней надобности нос на улицу не суй.

Из ближайшего проулка протопали сапоги дюжины городских стражников. Те же копья и кожаные куртки, что и у охраны ворот. Стражники хмуро покосились на люд, мнущийся на площади и двинулись дальше, еще более мрачно пялясь то на тени в углах домов, то на вечернее небо. Городок напоминал крепость, готовящуюся к осаде.

Веселое местечко – это Сумеречье. А Запустение еще веселей?

Показался Фосс. Оливер шел в сопровождении грузного горца, в котором я узнал Акана – тюремщика, препроводившего меня в руки кардинала. От надзирателя в нем мало что осталось. Кожаная куртка, обитая по краям темным мехом, какую тут носит каждый второй; высокие сапоги, короткий меч и засапожный нож придавали ему облик настоящего горца.

– Я из здешних, – ответил он на невысказанный вопрос и представился. – Акан Рой.

– Дальше мы двинемся вместе, – произнес Оливер, – до самого конца.

Напоминание о цели похода отнюдь не согнало с глаз толстяка озорного блеска Сейчас Акан вызывал у меня симпатию, и дело даже не в том, что горец помог спастись от пуль: просто мне всегда нравились веселые толстяки. Я даже обрадовался, узнав, что он идет с нами.

Толстяк повел нас к 'Белой вазе'. Трактир с широким крытым двором располагался на пятой улице от южных ворот. Городок состоял как будто из одних постоялых дворов. На любой кошелек и вкус, роскошные трактиры соседствовали бок о бок с куда более скромными.

Судя по количеству гостиниц, горожане жили за счет приема путешественников и купцов на постой. Первый Приют являлся первым и единственным пристанищем на дороге от таможни вглубь графства.

Обеденный зал 'Белой вазы' оказался самым заурядным, такой же, как в тысяче других подобных заведений. Меж столиков в табачном дыму бегали услужливые девицы в белых чепцах с приятными округлостями за передниками. У выхода подпирал стенку вышибала с перебитым носом и пудовыми кулачищами. Хозяин таверны навис грудью над стойкой. Он аж лоснился от удовольствия, оглядывая полный, гудящий басом зал своего заведения.

Из кухни аппетитно тянуло, в животе заурчало. Я занял свободный столик и, похлебывая темный эль, любезно принесенный веселой молодухой, ждал своих компаньонов. Они устраивали лошадей и, зная мою неуклюжесть в обращении с этими упрямыми животными, сразу отправили меня сюда.

Посреди зала потасканного вида певичка бренчала на лютне что-то монотонное. Гостям представление нравилось, торговый народ одобрительно кивал словам незатейливой песенки о хитром купце и глупом бандите. А кроме купцов и их помощников в 'Белой вазе' никого и не было.

Я блаженно вытянул под столом ноги – наконец-то не в седле – и принялся набивать трубку табаком.

– Да чтоб тебя!..

Вслед за злобным рыком раздался грохот падающего тела. Большого тела. Какой-то здоровяк споткнулся об мои вытянутые ноги. Сейчас случится драка. Первый день в Загорье получается очень похожим на мое прибытие на Костяной Краб. Бракемарт и поясной кинжал слегка вышли из ножен под столом. В драке, особенно уличной или кабацкой, ночная крыса могла удивить любого, а после и удавить. Я был лучшим среди ночных крыс.

Однако любой вор должен избегать стычки. Вору следует быть незаметным.

– Прошу прощения, – я встал из-за стола одновременно с тем, как поднялся упавший.

С нехорошим прищуром на меня пялился здоровенный детина с типично арнийскими соломенными волосами. Семифутовый амбал с широкими плечами и массивной нижней челюстью. Всю левую часть лица пересекал старый шрам. Поверх охотничьей куртки из грубой кожи на широком ремне висели два ножа, а из-за спины торчал короткий лук. Куртка была залита элем.

– Еще раз прошу прощения, – повторил я, – готов заплатить за пролитый эль…

Здоровяк схватил меня за руку, потянувшуюся к кошельку:

– Погоди, милейший.

Я выдернул руку из лапы арнийца. По-хорошему разойтись не удастся. К моему лицу приблизился небритый шрам и два зло сощуренных глаза.

– Одной монетки Джону Шраму маловато-то будет! На Крабе за такое дороже брали!

На Крабе? Значит, он из берегового братства. Или врет, чтоб напустить страху. Пираты слыли самыми отчаянными головорезами.

– Эй! Вы! Оба! – трактирщик, размахивая руками, спешил к нашему столику. За его спиной с дубинкой в руках шагал еще один вышибала, первый протискивался через кольцо обступивших нас постояльцев. Торговцы были не прочь поглазеть на драку. – Всех гостей мне распугаете!