Тень якудзы - Дмитрий Силлов Страница 17

«На хорощий собак все быстро заживает… Так. Значит, через час. Торопится. Вроде вчера на час дня назначал…»

— В гости к Богу не бывает опозданий, — тихо, хрипло и глухо пропел за соседской стенкой Высоцкий.

Витек криво усмехнулся и, подойдя к вешалке, вытащил из кармана куртки револьвер. Откинул барабан, вытащил из кармана патроны…

На пол упал пакетик с таблетками.

«Принимать за час до убийства…»

Витек поднял пакетик и с сомнением всмотрелся в три кружочка, содержащих в себе какую-то подозрительную Стасову «правду».

«Может, ну их на фиг? Но, с другой стороны — почему бы и нет? Стас-то вроде как помог в первый раз, а то бы точно забили бычары до смерти. Глядишь, и во второй раз не навредит».

Он открыл пакетик, высыпал в ладонь таблетки, бросил их в рот, разжевал, проглотил — и только после этого вспомнил, что Стас советовал принимать «по одной до убийства».

«Теперь-то уж чего? Теперь-то уже поздняк метаться. Не блевать же перед мочиловом в туалете. Не романтично оно как-то», — рассудил Витек. После чего, зарядив револьвер, достал из-за шкафа спортивную сумку с кимоно, перчатками и утяжелителями для рук и ног, подняв облако слежавшейся пыли. Так она и лежала там, за шкафом, сумка эта, с самого ухода в армию и до сего времени. Сестра не трогала. Знала — святое.

Знала — да не все. Это когда уходил — святое было. Сейчас — так, вещи из прошлого. От мистики и легенд об энергетических ударах и летающих ниндзя, коими в изобилии пудрили мозги подвальные тренера, осталась только вот эта слежавшаяся пыль. И сумка. Там, в армии, быстро разъяснили, что почем…

Витек не спеша оделся, положил револьвер в карман, чтоб полегче нести было, выбросил из сумки утяжелители, закинул ее на здоровое плечо и открыл дверь.

* * *

Под ногами шуршали листья. Дубовые, с ровно, словно резцом художника, обрезанными волнистыми краями; кленовые, вызывающе растопырившие желто-зеленые пальцы… В городе любили деревья, и их ровными рядами были засажены многие улицы и аллеи. Ковер опавшей листвы застилал тротуары очень быстро, и метлы дворников не успевали справляться с этим ковром.

Красивых листьев было много. Правда, были среди них и еще какие-то — мелкие, подгнившие, уродливые и скрюченные, затесавшиеся по случайной природной недоработке в роскошное покрывало осени и теперь прилипающие к обуви прохожих бесформенными черно-рыжими кляксами.

«Уроды есть везде», — подумал Витек — и подивился сам себе. Надо же, вроде бы сроду не обращал внимания на всю эту поэтическую дребедень. Ходил себе мимо год за годом, а тут — на тебе — листья, деревья… Хотя, сестра рассказывала, в детстве вроде какие-то там гербарии собирал… Но мало ли кто как чудил в детстве…

Навстречу Витьку шли парень с девушкой. Он что-то рассказывал, помогая себе обеими руками, она заливисто смеялась, закидывая голову назад. В руке девушка держала букетик из нескольких кленовых листьев.

«И этого у меня не было, — удивился Витек. — Познакомились, пузырь винища раздавили — себе рюмку, ей — остальное — и в койку. И вся любовь. А чтоб вот так, ничего не делая, просто гулять — не было…»

Внезапно его качнуло.

«Вот те на…» — удивился Витек.

Пространство перед лицом смазалось, словно невидимый художник провел по нему плохо вымытой кистью. Фигуры девушки и ее парня смазались, став серыми силуэтами на фоне серой ленты улицы, словно забором огороженной нависшими громадами зданий. Лишь листья в руке девушки пульсировали изнутри багряно-красным, того и гляди готовые прорваться и хлынуть на землю кровавым потоком. И медленно ползли к ним со всех сторон черные от сажи цветки сакуры в надежде омыться и очистить себя от скверны.

«Я всегда знал, что они живые», — подумал Виктор. И ничуть не удивился тому, что сходит с ума. Оказывается, те, кого люди считают сумасшедшими, просто живут в своем мире, в котором никто не удивляется тому, что у цветов и листьев есть своя жизнь и свои желания.

Но видение длилось недолго. Нерадивый художник махнул своей кистью в другую сторону, мир вздрогнул — и вернулся в привычное русло. Виктор сморгнул и проводил взглядом парочку, свернувшую за угол.

Всему в этом мире есть объяснение. Например, врачи говорят, что если человека часто и сильно бить по голове, у него случаются глюки. А еще у человека бывают дела, которые надо сначала сделать и лишь потом ломать голову над тем, что происходит с ним и с окружающим его миром.

Дорога свернула к арке.

Под аркой курил Ибрагим.

— Вах, какой сюрприс, — сказал Ибрагим и выплюнул бычок. — Сумка зачэм принес?

— Саид сказал, — безразлично сказал Витек. У него из головы упорно не шли те мертвые листья в руке у девушки, наполненные пульсирующей кровью, словно в каждом из них билось в агонии маленькое сердце.

— Открывай.

— А?

Витек сейчас не совсем понимал, чего от него хотят.

— Сумка открывай, блят! Чего встал? Твой мама сыктым, сюда дай! Э?!!! Сумка дай сюда, сказал!

Ибрагим не вписывался в картину осени. Он много и громко говорил, и у него плохо пахло изо рта. И именно сейчас, когда на Витька почти снизошло что-то очень большое, важное, с детства до боли знакомое, Ибрагим с его ненужными словами и запахами был совсем не в тему.

Ибрагим шагнул вперед, схватил сумку и дернул на себя. Витек равнодушно разжал пальцы и отпустил ручки. Не ожидавший столь легкой победы Ибрагим качнулся назад и на секунду потерял равновесие.

Это неправда, что секунда — очень короткий отрезок времени. Он более чем достаточный для того, чтобы достать из кармана вторую руку и ударить человека стволом револьвера в горло.

— Твой рот… хрррр!!!

Ибрагим выпустил сумку, схватился за кадык и опустился на землю. Но он уже мало интересовал Витька. Под аркой не было листьев — там был только голый асфальт, а это было неправильно. Осень манила Витька своим увядающим великолепием. Он шагнул вперед, но что-то помешало ему сделать следующий шаг.

Витек посмотрел вниз. Ибрагим хрипел. Держась свободной рукой за горло и сверкая выпученными глазами, другой рукой он цеплялся за его ботинок. Витек поморщился, потом нагнулся и размашисто ударил Ибрагима кастетной накладкой в висок.

Ибрагим дернул ногами и затих. Витек высвободил ботинок из скрюченных пальцев и пошел вперед, к свету.

А впереди, конечно, была осень. Впервые за всю сознательную жизнь Витьку захотелось написать стихи. Прекрасные, как сама умирающая природа.

— Документы принес? А Ибрагим где?

У выхода из арки была не только осень. Там были еще какие-то люди, также не вписывающиеся в окружающий ландшафт. Одного из них Витек откуда-то знал, причем знание это не доставляло ему ни малейшего удовольствия. Напротив, присутствие этого человека напрягало и мешало просто смотреть на столь долгое время недоступную ему красоту.