Ричард Длинные Руки - эрцфюрст - Гай Юлий Орловский Страница 18

Я вздрогнул, на затылке зашевелились волосы. На этом чудовищном подносе истекает кровью торс человека, даже не торс, ноги обрублены по колена, как руки и голова. Грудная клетка вскрыта, мне показалось, что сердце еще бьется.

Слуги, быстро работая длинными ножами, профессионально ловко, не делая ни одного лишнего движения, вскрыли грудную клетку и вытащили еще трепыхающееся сердце, печень, скользкую и покрытую слизью, а также умело и красиво начали срезать мясо с бедер и с треском выламывать ребра, на которых мяса мало, зато там самое лакомое и ценимое знатоками.

Я остекленевшими глазами смотрел, как мне в тарелку шмякнулось такое, еще пульсирующее, не понимающее, что жизнь прекратилась. Кровь потекла через низкий край тарелки, слуга тут же подложил туда толстый валик полотняной салфетки.

Король с задумчивым видом разрезал поданную ему печень, потыкал в середину острием ножа.

— Гебналь, — сказал он с упреком, — а ты говорил, что он уже стар… Видишь, какая печень свежая?

Один из советников сказал почти плачущим голосом:

— Ваше Величество! Токмо великая забота о вашем здоровье дернула меня за язык! Я считаю, что намного полезнее кушать младенцев, у них мясо совсем свежее, сочное, нежное…

Король кивнул.

— Да, конечно… Однако Улангер предатель, а печень изменившего вассала всегда потреблять приятнее… Сэр Ричард, а вы почему не едите?

Я покачал головой.

— Ваше Величество, в сыром мясе бывают глисты! Много. И яйца глистов. А то и бычьи цепни, а они вырастают в два-три ярда в длину!

Он зябко передернул плечами.

— Ужасы какие рассказываете! И как вы справляетесь?

— Жарим, — объяснил я. — Прожариваем так, что никакие глисты не выживут. И яйца тоже погибают.

Он кивнул слуге.

— У сэра Ричарда взять блюдо и поджарить. Да не блюдо, а мясо! С кровью?

Я помотал головой.

— Нет, чтоб была корочка. Так надежнее… А вообще-то мы давно придумали выход из положения.

— Какой? — спросил он с любопытством.

— Мы приготовляем вот так, — объяснил я. — Смотрите…

Натужившись, я создал перед ним большой ломоть хорошо приготовленного карбоната, потом ветчину, шейку, грудинку, целую гору кровяных колбасок, больших и маленьких, расставил по столу крохотные вазочки с аджикой, чили, васаби, острыми соусами, никогда в жизни я так не старался накрыть стол повкуснее.

Все демократы восторгаются высокой, даже высочайшей, как они утверждают, культурой и цивилизацией ацтеков и майя, но там государственной религией было каннибальство, на праздниках в жертву приносили сотни, а то и тысячи человек, как военнопленных, так и своих соотечественников из бедноты, на кого выпал жребий.

Мясо раздавали бедным, а сердца и печень пожирала знать. Ужаснувшийся этими зверствами благочестивый католик Кортес решил стереть с лица Земли такие мерзости, а теперь его пинают за такое деяние все гуманисты и демократы, а я ж тоже вроде бы гуманист, куда денешься…

Король смотрел на заполняющийся стол выпученными глазами, а советники вообще перестали дышать. Наконец он проговорил с трудом:

— Что… это?

— Все то же самое, — заверил я, — что у вас на тарелке, только после обработки. Карбонат с боков, грудина и шейка — понятно, но после того, как над ними поработали наши повара… У нас народ, наверное, более хилый, чем у вас, потому как сильно страдает от глистов.

Он вздохнул.

— Ну… у нас тоже бывает, но не так уж, чтобы совсем плохо. Притерпелись.

— А мы, увы…

— Хилое потомство?

— Увы, Ваше Величество.

Он принюхался.

— Пахнет вкусно…

— Попробуйте, — сказал я. — А это вот специи… Только осторожно, есть весьма жгучие…

Слуга сунулся с кувшином, но я остановил его жестом.

— Ваше Величество, позвольте угостить мне…

Он с великим удовольствием пожирал мясо, что я навалил перед ним, часто обмакивал в соусы, а когда неосторожно зачерпнул размолотый японский хрен, лицо побагровело, глаза полезли на лоб, некоторое время не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть, стражи и советники забеспокоились, наконец он перевел дыхание и сказал с восторгом:

— Никогда такого чуда не пробовал!.. Да, теперь верю, вы от меня на двадцать тысяч лет…

— Не пугайте, — попросил я в ужасе. — Будем считать, всего на двенадцать. Так легче.

В его кубке появилось вино, я постарался создать достаточно сладкое и в то же время крепкое, сам сделал пару глотков, король отпил сперва осторожно, потом рожа расплылась в довольной улыбке.

— Чудесное вино.

— Могу чуть крепче, — предложил я. — Но это уже для мужчин…

Он посмотрел несколько с гневом.

— Что-о? А мы кто?

— Сделать?

— Немедленно!

Я наполнил кубок коньяком, а второй — ромом. Король сперва сделал большой глоток коньяка, как привык потреблять слабое вино, глаза снова полезли на лоб, а когда продохнул, сказал снова с ликованием и завистью:

— Это же надо… Счастливые вы!

— Будущее, — напомнил я. — Счастливое будущее. Все пьют так, что вообще уже не люди, а не знаю что… А здесь все не так. Даже то, что там это случилось в полночь, а здесь ясный день…

Он произнес мудро:

— События случаются тогда, когда им удобнее.

— М-да, — согласился я, — просто у меня ум такой пытливый, даже не понимаю, почему полез в короли, а не стал великим математиком. Хотя это не я полез, это меня полезло. Возможно, сдвинулась земная ось, сместился часовой пояс?..

Он не понял, потрогал ремень на брюхе.

— Какой-какой пояс?

— Или же, — продолжал рассуждать я, — произошел разрыв ткани пространства-времени, а то и вовсе истончилась какая серая струна вблизи сверхмассивной черной… а то и вовсе лопнула, слишком туго растягиваемая галактиками…

— У кого струна, — спросил он, — у парок?

— Да, — сказал я, — у парок. Сидят, дуры, прядут, кто им только и доверил такую важную работу!.. Вроде бы все просто, ума не надо, сиди и пряди, но какая ответственность… Я бы такое даже мойрам не доверил. Ваше Величество, как насчет помощи короля королю? У нас, королей, должна быть солидарность против ленивого и развращенного демократического мира, мы просто обязаны поддерживать друг друга, чтоб не пропасть поодиночке!..

Он пробормотал:

— Но как? Не представляю… Мне кажется, вам нужно смириться и научиться жить здесь.

Один из советников приблизился к его уху, пошептал, косясь в мою сторону.