Маша и ведьмак - Ирина Пионова Страница 18

Маша оглянулась и увидела Антония, несущего дрова. А еще один Антоний, точно такой же, сидел за рулем джипа и кричал:

— Садись быстрее, это не я, это колдовство! Не верь ему, я это я! Он Радон!

Девушка завертела головой, не зная, с кем остаться, а от кого бежать.

Перед Машей стояли два абсолютно одинаковых парня, не было в них различия, которое помогло бы ей сделать правильный выбор. Оба молодые, красивые, темноглазые, утверждающие, что один из них настоящий Антоний, а второй оборотень, принявший его облик. Кому верить, Маша не знала, смотрела на них большими глазами, и просила Бога, чтобы он помог ей угадать кто есть кто.

— Не верь ему, Маша, он оборотень! Я Антоний, это меня ты вечером целовала! — говорил один. Другой прерывал его и утверждал:

— Я Антоний, он Радон. И целовала ты меня! Разве ты не видишь этого, Маша? Иди ко мне, не слушай его…

Маша, если и не сходила с ума, то была на грани истерики, вглядывалась то в одного, то в другого, ища хотя бы тень отличия, и не находя, напряженно искала в себе то чувство, которое указало бы ей верное решение.

Между тем в лесу совсем рассвело, тусклый осенний свет сочился через темные стволы деревьев, редкие голоса птиц прознали тающую ночную тишь.

— Я выберусь из леса сама, никого из вас с собой не возьму, — приняла решение Маша, решительно выйдя на извилистую лесную тропу, неведомо куда тянувшуюся. — Не ходите за мной, — боязливо оглядывалась она на двух Антониев. — Раз вы так, я эдак. Выйду куда-нибудь все равно, а если звери съедят, поделом мне. Не надо было с нечистью дружбу водить…

Она, укутавшись в волчью шубу, пошла по тропинке, иногда спотыкаясь о почки и обходя ухабы, полные дождевой воды. За ней двинулись и Антоний с Радоном, ходить пешком по лесу было для них не впервой, каждый куст перед ними кланялся, каждое деревце расступалось. Шли молча, прислушиваясь к шорохам и шагам Маши, которая уходила все дальше, вглубь леса. Мелькали бесчисленные стволы деревьев, становясь все плотнее друг ка другу.

— Маша, вернись! Не ходи туда, там болото! — один из парней бросился к девушке. — Давай вернемся к машине, там все решим…

— Не ходи с ним, Маша, — твердил второй. — Он обманщик…

В голову Маше пришло, что тот, который говорил о болоте, и был настоящий Антоний, но сил повернуть назад уже не было; уставшие ноги подкашивались, голова шла кругом, мысли путались, а сердце, казалось, билось все реже. Антоний, Антоний, папа, папа, где же вы?! Спасите, помогите выбраться! В конце концов девушка упала плашмя на зеленый мох, и ее тут же окружила стая волков.

Звери были крупные, с крепкими лапами и огромными пастями, приоткрытыми от быстрого бега. Стая прибежала издалека, бежала долго, не жалея сил, видно, спешили куда-то. Сколько точно их было Антоний не понял, они кружили с опущенными мордами, страшно перебирая лапами опавшую листву, и этот их хоровод казался бесконечным.

Один из волков уткнулся носом в волосы Маши, обнюхал их и ощетинился, видя, что девушка привела за собой ведьмака, того самого…

— Расул, оставь девушку! Она моя! — выкрикнул Антоний, и вдруг понял, что его двойник был лишь его зеркальным отражением, безличным и повторяющим за ним все слова и движения. — Не смей трогать ее, с тобой случится то же, что и с Аланом!

Волк поднял тяжелую голову с настороженно заостренными ушами и лязгнул зубами, в его черных глазах ничего, кроме жгучей мести оборотня, не мелькало. Ведьмак убил его собрата, переспал с его женой, чем не повод для мести? Эта девушка Маша такая сладкая, такая беленькая, что у оборотня потекли слюни. Почему бы не сделать ее обращенной? Давно в их полку не прибывало, тем паче красивых девушек из приличной семьи. Последнее обращение было лет пять назад, в оборотни попросился очередной молодец из ОПГ, желающий вместе с силой волка получить убежище на случай полицейской облавы.

Зверь с мыслями человека сначала замер в предвкушении давно не выполняемого ритуала, а потом, подняв вверх морду, протяжно завыл. Тоскливая песня проклятых тянулась и тянулась. От ее мотива у ведьмака волосы встали дыбом и как будто бы отнялись руки и ноги, он хотел сойти с места, чтобы вырвать Машу у стаи, но не мог…

— Расул, я убью тебя! — орал ведьмак на весь лес. — Клянусь, я буду преследовать тебя до самой смерти, пока не сорву твою башку с плеч!

Крик ведьмака заглушили взмахи крыльев. Черная птица сделала круг над Машей, разгоняя своим гортанным карканьем волков, и они отступили, Расул заткнулся, признавая превосходство крылатого оборотня, который, вспыхнув на лету, на землю опустился уже плечистым, красивым мужчиной. Радон! Водил за нос и Машу, и его, Антония, не превращался он в ведьмака, наколдовал нечто вроде голограммы, ввел в заблуждение. Теперь вот явился решать судьбу неподвластной ему Маши и собратьев по проклятию.

— Ну, Антоний, никто не спасет тебя на этот раз! — Радон шагнул к ведьмаку, оставляя позади стаю, которая продолжала кружить около Маши. — Какую смерть ты предпочитаешь, быть разорванным или съеденным, а может живьем тебя закопать? Да, хороший урок для полукровок…

— Да пошел ты, старая собака! — сорвался с места Антоний и хотел подбежать к Маше. Но Радон повелительным жестом приказал волкам преградить ему путь. — Если ты причинишь ей зло, я прокляну тебя!

— Напугал, добрый молодец, напугал! — развел руками оборотень, и лукаво улыбнулся. — Маша тебя не вспомнит, будет думать, что я это ты, хочешь посмотреть на это? Убью тебя на нашей с ней свадьбе, пожалуй. Повеселю гостей!

Глубокая сырая яма. Чтобы Антоний не вылез, оборотни накрыли ее железной решеткой, положив на края тяжелые камни. Через решетку на пленника глядело хмурое небо, до его слуха доходил шум праздника, — музыка, резкий хохот, громкие разговоры. Антоний был похож на черта из преисподней, лохматый, грязный, в побоях, к тому же злой. Позволь ему, он все Предгорье разнес бы в щепки, но Радон заковал его руки и в неподъемные кандалы.

— Эй, бестолочь ведьмячья! — позвал его женский голос, женская фигура склонилась и закрыла небо. — Получи сладкую косточку, поешь перед смертью лютой. Недолго тебе осталось портить воздух! — говорившая, судя по размазанному голосу была пьяна. Бросив в яму обглоданную кость, женщина с диким смехом ретировалась.

К кости Антоний, разумеется, не притронулся. Не собака он! Умрет храбро, без дрожи, с открытыми глазами и в ясном уме. То, что Машу не получил, самый досадный промах в его жизни, — рядом же с ним лежала, в одной кровати. Он чуял ее теплый цветочный запах, слышал легкое дыхание, боялся разбудить ее С Наиной быстро все сообразил, нашел что у нее и где зудит. Машу постеснялся. Отец так же относился к Марине, — робко, бережно, для ведьмаков такое отношение к женщине было главным проявлением любви. Достанется теперь Маша Радону на десерт, тот беречь ее не станет.

Опять у ямы кто-то топтался, тихо, робко, словно прячась от веселой компании, гуляющей неподалеку. Потом звонкий шепот заставил Антония вскинуться.