Дороги богов - Евгения Огнёва Страница 18

Фрейлины потешались над этой причудой, а другие служанки пытались подколоть Рейну, но девушка быстро показала свой характер смертным, а Жанна осадила надменных вериек.

Неизвестно, как надеялась защитить Жанну Рейна в стенах Маледиктуса, но королева позволила смертной выразить свою преданность через этот поступок.

Рыжая горничная сияла ярче солнца с тех пор, как ее бывший владелец вернулся в крепость. Еще больше обрадовалась Рейна, узнав, что Жанна и Фауст почти неразлучны.

Чем дальше – тем смелее щебетала Рейна, расписывая достоинства князя Гевальт, обеляя его промахи перед Жанной.

Ее легковесные крылатые мысли королева видела насквозь и смущалась всякий раз, когда начинались расспросы о том, как госпожа провела время сегодня. Тяжелый гнет обязанностей и враждебное отношение аристократов больше не давили так сильно, с тех пор как князь Гевальт начал обучать королеву.

Но было кое-что, о чем знала только Рейна. Жанна запретила девушке говорить об этом с кем-либо, и тогда отважная смертная объявила о своем желании охранять сон лоринки.

В последние несколько недель Жанна почти не сомкнула глаз: разговор с ординатом Гайос вернул ее с небес на землю, напомнив, что происходит в Лорин, пока она пытается справиться с возложенными на нее обязанностями.

После того, как Кейн покинул Верес, каждый раз, когда королева укладывалась в мягкую постель, а Рейна начинала тихонько посапывать, Жанне чудилось, что в ее спальне кто-то есть. Она всегда отгоняла эти мысли, но страх становился все гуще, как и этот кто-то в комнате.

Черное бесформенное нечто нависало над заледеневшей от ужаса Жанной, невнятный шепот разных голосов струился, плакал, причитал, кричал, гневался, обещал и манил.

Лоринка не покривила душой, признавшись князю в своих страхах, но он принял ее слова за паранойю, вызванную давлением обитателей Маледиктуса.

Королева старалась не замечать Тень, нахалка смелела день ото дня.

«Это – не сон! – Шелестела тьма. – Кровью умылся Невеккет, кровью умоется Лорин!»

Снова промелькнул перед глазами неведомый мир, закованные по рукам и ногам пленные, пирующие как стервятники полукровки и верийцы!

Затем пронеслись вполне знакомые очертания поместья Стрейн: разграбленное имение, втоптанные виноградники, мертвые, расчлененные обитатели.

Жанна видела, как наяву, обезображенный, поруганный труп совсем юной девушки, прибитого к воротам мужчину, распухшее, посиневшее тело старой экономки.

Среди развалин бродили те самые кони, гордость отца и всего семейства. Животные тряслись, напугано фыркали, по привычке тянулись к конюшне, искали знакомые теплые руки…

Жанна выскользнула из своей спальни, стараясь не потревожить сон Рейны. Солнечные лучи не пробивались сквозь тяжелые портьеры, густая темнота комнаты казалась удушливой. Королева тряслась от страха, не сводила глаз с черной Тени, что застыла совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, колыхаясь своей бесформенной массой.

На рассвете жизнь в Маледиктусе почти полностью замирала: бодрствовали только слуги, стража и некоторые верийцы.

Королеву никто не остановил и не заметил. Она проскользнула по длинной галерее, спустилась на два этажа, преодолела огромный зал, где проводилась церемония Уз крови. Еще несколько коридоров, снова лестница, коридор. Тонкая фигурка в легком платье бежала по широким каменным плитам, мелькала белым облачком между высоких колонн и застывших доспехов, преследуемая своим кошмаром без плоти.

Тень скользила, то отставая, то кидаясь под ноги, подстегивая страх, заставляя бежать быстрее.

Фауст поселился как можно дальше от нее. Настолько, насколько это было возможно в крепости, что постоянно изменяла свой облик по воле маленькой хозяйки.

Сейчас девушку одолевали сомнения: поверит ли он ей? Никто не видел Тень, кроме нее. Иногда чудовище бродило совсем близко, ничуть не смущаясь верийцев в крепости, обтекая их, как вода. Подданные не чувствовали ничего.

Ей было одиноко. Статс-дама была юной на вид и бесконечно закостенелой в душе. Все ее разговоры сводились к былым дням, величию предков, восхвалению нового бога и короля. Одетта Солейн отпускала едкие замечания в адрес молодых верийцев и вериек, вздыхая, погружаясь в монотонные нравоучения.

Свита у Жанны была не большой: статс-дама, камеристки, десять фрейлин. Королева не желала слушать болтовню аристократок. Они не могли и не умели ее развлечь ни пением, ни музицированием, ни сплетнями. Их игры были либо слишком жестоки, либо слишком глупы! Но все они смотрели на нее с лживой преданностью, ожидали похвалы. И каждая была из самых влиятельных родов Вереса: ди Герра, Гевальт, Гайос, Ольгарт, Вальд, Солейн, Бьёрди, Ферр. Все они пытались добиться благосклонности.

К сожалению, их представление о смертных было слишком предвзятым. Одни обращались к ней как к душевно больной, другие заискивали, помня историю с Лино ди Герра.

Эрик Раск, без сомнения, был единственным, кому она доверяла. Но доверяла осторожно.

Еще оставалось несколько должностей, Жанна не знала, кому отдать предпочтение. Впрочем, отбоя от желающих не было: многие тосковали по старым порядкам, светской жизни. Эту задачу Жанна поручила секретарю и, к разочарованию восьми Домов, Раск отдал предпочтение менее влиятельным и знатным. В Сумеречном Королевстве давно не было королевы, а Кейн занимался только военными действиями.

Верийцы с нетерпением ждали, когда снова можно будет посещать балы и праздники, пусть даже Кейн увел за собой весь цвет нации. Официальные приемы, отчеты о делах в провинциях, визиты вежливости – все было не в счет. Придворная клика жаждала развлечений. Пусть полукровка хоть как-то отблагодарит общество за то, что оно ее терпит.

Жанна вовсе не стремилась окружать себя пышной и бесполезной свитой, чем глубоко разочаровала Истинных. Как ни старался ее секретарь, девушка настойчиво сокращала все аудиенции, искала повод, чтобы отменить официальные приемы.

Единственный, кого она хотела видеть и слышать сейчас – это князь. Он связывал ее новую жизнь с прошлым. После разговора в синей гостиной, Жанна была полна решимости помочь Кейну. Но сегодняшний сон опять выбил ее из колеи: если бог Вереса обладал когда-то способностью сострадать, созидать и беречь жизнь, теперь он стал настоящим чудовищем!

Кейн не мешал верийцам выстраивать свои порядки, но строго контролировал численность как бессмертных, так и полукровок, и третьего, самого угнетаемого сословия. Его не интересовали условия, в которых Истинные содержали своих слуг. Лишь бы равновесие соблюдалось.

Что же так изменило его?

Молодая и жизнерадостная душа королевы требовала теплого общения, эмоций, хотя бы каплю понимания и поддержки. Но двор Маледиктуса смотрел на нее жадными глазами, тихонько посмеивался, жил своей жизнью. Такой чужой и такой знакомой. Они никогда не простят ей этот мезальянс.