Пламя Севера - Алексей Осадчук Страница 18

—Дело в том, что Сигурд Хансен сейчас служит мне. И если у вас имеются какие-то претензии, вы можете высказать их его нанимателю. Так будет правильней, не находите?

—Мессир Ренар…— скрипучим голосом ответил жрец. Старик одарил меня благосклонным взглядом.— Человек, которого вы наняли, является еретиком и предателем. Ему не место на этом пиру. Вы должны как можно скорее приказать ему удалиться.

—Ваше преподобие, но как же так?— изобразил я изумление и легкую растерянность.— Выходит, я связался с преступником? А ведь меня уверяли, что все в порядке!

—Верьте мне, юноша, Эймунд Ларссон всегда говорит правду!— важно кивая и бросая победные взгляды на молчавшего все это время Сигурда, произнес жрец.— Те, кто уверил вас в обратном, лгут вам! Мне даже любопытно, кто бы это мог быть?

Подставив свою ладонь под медальон гильдии наемников, висевший на шее Сигурда, но запавший за полу плаща, я произнес:

—Взгляните сюда, ваше преподобие, вам знакома эта вещь?

По удивленному взгляду жреца было понятно, что знакома.

—Кажется, да, но…

—Вон там, за столом конунга, если я не ошибаюсь, восседает Герман фон Зальм, грандмастер гильдии наемников «Клинки Сумрака», с которой я подписал контракт найма. В этом договоре черным по белому указано, что гильдия «Клинки Сумрака» ручается за то, что Сигурд Хансен не является преступником и не преследуется законом Винтервальда.

—Но, мессир…— жрец начал постепенно сдавать назад. Вероятно, он уже понимал, к чему все идет.

Я же продолжал давить, постепенно повышая голос:

—Дело в том, ваше преподобие, что я, как дворянин и благородный человек, никогда бы не позволил себе связаться с каким-нибудь проходимцем или, еще чего доброго, убийцей. Именно поэтому я и обратился в уважаемую гильдию наемников. Я не имею права бросить тень на честь моего рода, который доверил мне сопровождать его высочество принца Луи. Именно поэтому я сейчас же направлюсь к его превосходительству фон Зальцу и сообщу ему, что наш договор более не имеет силы. И что он обманул меня, утверждая, что Сигурд Хансен чист перед законом Винтервальда. Благодарю вас, ваше преподобие, за то, что открыли мне глаза! Я перед вами в неоплатном долгу.

Я сделал вид, что хочу тотчас рвануть в сторону стола конунга, но Эймунд Ларссон вздрогнул и шагнул назад. Его и без того бледное лицо было сейчас похоже на гипсовую маску.

А я лишний раз убедился в том, насколько могущественна гильдия сумрачников. Даже жрецы Хлада Жуткого опасаются связываться с ними.

—Нет нужды делать это прямо сейчас, мессир,— стараясь скрыть волнение, произнес жрец.— Вам не стоит омрачать этот праздник ненужным скандалом.

—Но, ваше преподобие, вы же только что…— начал было я, но жрец уже развернулся и, не слушая меня, довольно шустро рванул в сторону стола, где размещались его братья.

Я сел на скамью под веселые улыбки Жан-Луи и Сигурда. А спустя несколько минут к нам подошел Оливье де Бельмон, камергер принца Луи.

—Мессир Ренар! Его высочество требует вас к себе.

Винтервальд. Фьёрдград. Восточное крыло Жемчужного дворца.

Дворец конунга, который по какой-то необъяснимой для принца Луи причине назывался «Жемчужным», был мрачным и безвкусным строением. Правда, та часть дворца, где жила принцесса Астрид и где сейчас обедал младший сын короля Вестонии со своими придворными, была неким исключением.

В этом уголке дворца, пусть довольно топорно и неумело, была осуществлена попытка создания изысканности и роскоши, которая после долгого и отвратительного путешествия приятно удивила принца Луи.

Стены были украшены дорогими тканями и произведениями искусства из разных стран, а полы выложены розовым мрамором с пусть и простеньким, но приятным орнаментом.

Большие окна с видом на горный пейзаж наполняли помещение холодным северным светом, отражавшимся в золотых статуэтках и вазах.

Центральной частью этого пространства был обеденный зал, где принц Луи и принцесса Астрид, а также их придворные сидели за длинным богато украшенным столом, который был сервирован серебряной, а также, о чудо, фарфоровой посудой!

По обеим сторонам зала располагались несколько зон отдыха, где можно было пообщаться с гостями или просто расслабиться после обеда. Эти зоны были обставлены мягкими диванами и креслами, окруженными небольшими столиками с цветочными композициями, доставленными из личных оранжерей принцессы. Вестонская мебель, свежие цветы зимой, фарфоровые блюда и серебряная посуда — конунг Винтервальда явно не скупился на капризы своей дочери, которая с самого детства тяготела к культуре южных соседей.

В глубине этой части дворца, куда принцу Луи был закрыт доступ, находились жилые покои принцессы Астрид. Со слов его приближенных, которые всячески норовили предоставить своему принцу побольше информации о его будущей невесте, для чего они щедро одаривали слуг принцессы, ее личные покои были отделаны не менее щедро и богато.

Вопреки мнению, сложившемуся за время пути на север, что, мол, принцесса варваров спит в пещере на ложе из шкур диких зверей, ее слуги уверяли приближенных принца в том, что дочь Острозубого является хозяйкой покоев, обставленных на вестонский манер.

Принц Луи охотно в это верил, так как и сам изволил почивать на большой кровати с балдахином, в просторных покоях, где имелась гардеробная, ванная комната с мраморной ванной и рабочий кабинет. Ему потом сообщили, что принцесса Астрид лично следила за приготовлениями этих покоев для него.

В этой более или менее сносной обстановке принц Луи и его придворные проводили свое время. При этом младший сын Карла III, превозмогая свое уныние, очень старался делать вид, что наслаждается гостеприимством и великолепием Жемчужного дворца.

Сегодня, впрочем, как и почти всегда, Принц Луи, погруженный в мысли о маркизе де Гонди, которая осталась далеко в Вестонии, в Эрувиле чувствовал себя угнетенным и изнемогающим от тоски. Его сердце билось в такт воспоминаниям о маркизе, и разлука с ней стала для него пыткой.

Поначалу принц Луи пытался скрыть свои чувства от окружающих, но с каждым днем, чем дальше посольство удалялось от столицы Вестонии, тем его уныние становилось все более заметным. Его некогда живой и бодрый взгляд утратил свой блеск, а щеки побледнели, придавая его лицу мучительное выражение.

Во время путешествия принц Луи часто отстранялся от своих придворных, предпочитая уединение в своем походном шатре или карете, где он проводил долгие часы, размышляя о своей любви и вздыхая по маркизе.

С собой в дорогу он взял все старые письма его прекрасной Бланки, которые медленно перечитывал, наслаждаясь каждой буковкой и завитком, вышедшими из-под ее пера. Иногда он отрывался от чтения и подолгу вглядывался в однообразные северные пейзажи. Его глаза смотрели в никуда, мечтая лишь о встрече с возлюбленной.