Рай Сатаны - Виктор Точинов Страница 18

Однако срослась… Срослась правильно.

А все лечение – ежедневная кружка непонятного варева, получал сержант его горячим, прямо с костра, и тут же выпивал. Запах у пойла был мерзкий, вкус – под стать запаху, но ведь подействовало! Факт налицо, вон и доказательство на мху валяется, – расколотый волчий череп.

Иван исследовал череп внимательно: подошел, осмотрел со всех сторон, но трогать не стал. Вернулся и сказал:

– Хорошо. Ты большой человек.

На вид Иван был типичным аборигеном Севера – смуглый, скуластый, с узенькими щелочками глаз – и тем не менее по-русски он болтал очень даже неплохо, не сбиваясь в падежах и глагольных формах, хоть и чувствовалось по акценту, что язык ему не родной. Но словарный запас оказался невелик, и порой Багиров не очень-то понимал, что имеет в виду житель тундры. «Большой» – в смысле «здоровенный»? А «здоровенный» – синоним «здорового»? Поди пойми… Хотя сержант и в самом прямом смысле большой в сравнении с Иваном, невысоким и сухоньким. В том веса хорошо если пятьдесят кило наберется, а если в баню сводить и помыть хорошенько, – останется и того меньше.

– И что теперь? – спросил Багиров.

– Обратно пойдем, – ответил Иван, хозяйственно выдернув кол из земли и положив на плечо.

Обратно – значит, на стоянку Ивана. Всего за пару сотен шагов от нее проходило испытание, так что обратный путь не затянулся.

Стоянка располагалась в небольшом распадке и выглядела причудливо – полное смешение эпох и стилей. Палатка бросалась в глаза сразу, приковывая внимание яркой расцветкой. Большая, двенадцатиместная как минимум. Не новенькая, годов семидесятых прошлого века, когда бродили еще по северным диким краям геологи, рассчитывая отыскать что-нибудь не найденное или пропущенное предшественниками. Даже туристы беспечно бродили – и никто их не трогал. Ядовито-синий цвет старая палатка сохранила в первозданном виде, такая уж ткань техперлон, неуничтожимая, почти вечная.

Как выяснилось позже, второй слой ткани, теплоизолирующий, тоже неплохо сохранил свои свойства. Десяток людей вполне мог не замерзнуть в палатке и зимой, без отопления, лишь за счет тепла, выделяемого телами. Одиночке в мороз пришлось бы хуже, но в прохладные летние ночи можно было спать, не рискуя окоченеть к рассвету.

Палатка прямо-таки била по зрению, наотмашь, – и оттого стоявший несколько в стороне чум бросался в глаза не сразу, выглядел спрятавшимся, притаившимся. А может, и не чум, раньше подобные жилища сержант видел только на картинках да по стерео. Но как еще назвать сооружение из жердей, прикрытых шкурами? Багиров других названий не знал и остановился на чуме.

Третья постройка была нежилой, хозяйственной: погреб, выкопанный в склоне распадка. Хотя погреб – громко сказано, не то нора, не то дыра в земле, вместо двери – овальный щит, сплетенный на манер корзинки из здешних «деревьев» и с наружной стороны тоже обтянутый шкурой. Сержант в погреб не совался, не ровен час – тряхнет как следует, да и похоронит заживо под слоем мерзлой земли. Подземные толчки за время, проведенное на стоянке Ивана, случались как минимум дважды – но несильные, едва заметные.

Как минимум – потому что первые три-четыре дня сержант помнил смутно, обрывками. Как нашел его Иван – помнил хорошо. Как добирались сюда – уже кусочками, отрывочками, порой открывал глаза и видел, что путешествует почти с комфортом, на волокуше, слаженной из веревки, брезента и тех самых кольев, из ямы вынутых… А тащит волокушу рогатая скотинка, на вид – типичный северный олень, но Иван звал его на свой манер – учагом.

А вот как сержант покинул яму – загадка природы. Не сам, понятное дело, он в тот момент ложку бы до рта не донес, так обессилел. Иван вытащил на веревке? Мужика, весящего в два с лишним раза больше? Хм… Ну разве что впрягся в ту веревку на пару с учагом…

Жил Иван в своем крохотном стойбище в одиночестве (до появления Бага, разумеется). Трудно, почти невозможно одиночке выжить в тундре, но Иван жил. Обитал в чуме, а палатка на время превратилась в госпиталь для сержанта Багирова. В чум хозяин Бага не приглашал. Не то чтобы так вот прямо запретил туда входить, но не приглашал. Без приглашения же соваться не хотелось. В результате в жилище из шкур сержант побывал один-единственный раз, причем как раз в те дни, о которых мало что помнил… А может быть, пригрезился тот визит, больно уж странным оказалось то, что увидел внутри Багиров…

И еще один момент не помнил сержант: точно ли хозяина зовут Иваном? Именно так он и представился? Или сам сержант его окрестил, не в силах выговорить заковыристое местное имечко? Момент знакомства абсолютно выпал из памяти. Называл ли он свое имя, сержант тоже не помнил. В любом случае Иван к нему по имени не обращался. И по фамилии не обращался. И по прозвищу Баг тоже. Никогда. Пару раз, не больше, употребил другое прозвище: «человек снизу». Ясное дело, такой вот тунгус что-нибудь незнакомое увидит – тут же обзовет по-своему. Багирова увидел, когда тот в яме лежал, внизу, – вот и получилось имя для нового знакомого.

Прояснить вопрос с настоящим именем Ивана сержант уже пытался. И получился такой примерно разговор:

– Как зовут, да? По-разному зовут, нганасаны так зовут, долганы иначе… Ты Иваном зовешь.

– Так кто ты на самом-то деле?

– Человек.

– Ясный хрен, что не лемминг.

– Настоящий человек, – немного подумав, внес Иван уточнение.

– А я, значит, резиновый… Скажи лучше, что у тебя… – начал было Багиров и осекся.

Спрашивать, что за имя у Ивана прошито в электронном удостоверении личности, показалось вдруг верхом глупости. Иван и всевозможные «балалайки» с «таблетками» существовали в разных эпохах и разных измерениях. Не пересекающихся.

Вот и поговорили…

Чем занимался Иван в то время, когда ему не попадались нуждающиеся в спасении и исцелении сержанты, тоже неясно. Багирову представлялось, что у аборигенов Севера только два главных занятия: охота да оленеводство.

Олени у Ивана имелись, но слишком их было мало, чтобы претендовать на статус оленевода. Пять голов или шесть паслись неподалеку в тундре совершенно диким образом, без загона, без привязи. При нужде – съездить к роднику за водой, например, – Иван подзывал животин. Даже не то чтобы подзывал – не свистел, не кричал призывно, а… В общем, как-то само получалось, что при нужде учаг оказывался неподалеку, возле чума.

Охотой Иван тоже не занимался. По крайней мере за все время, что провел с ним Багиров, не охотился ни разу. Если не считать охотой историю с ловчей ямой… Иван от ловушки всячески открещивался: не копал, дескать. И про трехглазую зверюгу якобы ничего не знал, не ведал. Ну а труп-то чудища со щупальцами у ямы видел? Не видел. Какой-то дрянью все было залито, забрызгано, но никакого трупа. Нехорошее место, нельзя туда ходить.

И Багирову казалось, что Иван ему врет. Или, по меньшей мере, рассказывает далеко не все, что мог бы рассказать о диковинном происшествии.