Царь-Космос - Андрей Валентинов Страница 18

– На выход!

Снова кепка на голове, до самого носа надвинули. Понял Леонид – стоим. Значит, приехали, значит, его черед. Только искать не станут. Был бы Жора Лафар живой…

Вылез из машины, попытался осмотреться.

– Пошел!

– Не посылай. Могу вернуться.

Огрызнулся, и вроде как полегчало. Сцепил пальцы за спиной, зашагал. А чтобы веселее было, Леонид стал вспоминать, как его оперативному делу учили. Вызвали к начальству – и человечка указали. Ходи, мол, за ним даже не тенью, легким ветром. Если заметит, то, считай, сорвана операция. А на дворе февраль 1918-го, германец как раз к Пскову рвется.

Пять дней Леонид за человечком ходил. Все выяснил, все увидел. Оказался человечек работником банка да к тому же членом партии октябристов. На советскую службу поступил, не отказался, но после работы не домой спешил, а совсем в иное место. Через проходной двор, через черный ход, этаж второй, стучать три раза. Не он один – чуть ли не дюжина таких же подозрительных, кто из кадетов, кто вообще из приват-доцентов.

Накрыл заговор! Когда смеяться стали, вначале даже не понял, а как разъяснили, чуть с кулаками на Жору Лафара не полез. Он это и придумал – на случайного прохожего указать. Правда, потом смеяться перестали. Заговор не раскрыли, но выяснили, что ходил бывший октябрист в притон – кокаином баловаться да мамзелей несовершеннолетних щупать. За этот притон вышла Леониду первая благодарность от самого товарища Дзержинского. Блюмкин тогда иззавидовался, из-за этого и в Столицу попросился, когда правительство переезжать решило.

– Направо!

Направо? Леонид вдруг сообразил, что ровным счетом ничего не заметил. Авто вроде бы во дворе остановилось, потом дверь, лестница, второй этаж. Или третий? И вообще, куда он попал?

Осмотреться не дали. Слева и справа – архангелы-хранители, те, что в авто были. Боками жмутся, под локти держат. Впереди и сзади конвой. Форма новая, затылки стриженные, налитые. А зачем смотреть, если можно воздух вдохнуть? Не запрещают пока.

Леонид вдохнул поглубже, ноздрями повел… Тюрьма! Знакомый дух неволи, один раз нюхнешь, будешь помнить до самой расстрельной стенки. То ли Бутырки, то ли Таганка, то ли что-то хитрое, для своих. Днем привезли, не ночью, значит, несколько часов еще подышать дадут.

– Стой! Лицом к стене!..

* * *

Леонид попал в ВЧК по рабочей путевке. Типография направила – красный Питер от шпаны и налетчиков охранять. Получил он приказ явиться к товарищу Петровскому, народному комиссару внутренних дел, но так к нему и не попал. В приемной наркомата, где шумели моряки-клешники, разговорился с немолодым бородатым дядькой, по виду и говору – чистым поляком. Леонид сперва откровенничать не хотел, мало ли какие поляки случаются? Но потом все-таки рассказал о себе. Мол, грамотен, читать любит. Кстати, польский язык немного знает – семья в Лодзи проживала, пока война с германцем не началась. Беспартийный, но эсдекам-большевикам сочувствует, потому что те за рабочий класс.

– Bardzo dobrze, – похвалил его поляк, а потом, перейдя на русский, велел предъявить путевку. Читал долго, думал, а затем поглядел прямо в глаза:

– Подходишь! Так есть.

В дом на Гороховой зашли вместе – Феликс Дзержинский и чекист Леонид Пантёлкин.

После встречались часто – до марта 1918-го, пока руководство из Питера в Столицу не подалось. И по службе, и просто разговоры вели. Как-то Леонид спросил Первочекиста о тюрьмах, потому как понять не мог. Места заключения – зло и наследие старого режима, это на всех митингах говорят. Так почему их до сих пор не снесли, по камешкам не раскидали? Отчего туда людей направляют?

– Так есть, – кивнул Дзержинский. – Зло, wielkie зло. Вот мы туда еще бóльшее зло и отправляем. По вору – и мука!

Русская пословица была произнесена четко, без малейшего акцента.

– Пошел! Налево. Не оглядываться!

По вору и мука…

Сидеть Леониду довелось трижды, если немецкого лагеря-«концентрака» не считать. Но туда он своей волей попал, по заданию, так что в счет вносить не стал. Оставалось две тюрьмы и один сарай, куда его, пленного, беляки заперли. Злые были, но дурные до невозможности. Орали, титуловали злодеем-христопродавцем, по морде лупили – а пистолет забрать не догадались. В галифе маузер «номер один», фронтовой трофей, лежал, в левом кармане. Сами и виноваты! Девять патронов было – шестерых золотопогонников оприходовать довелось. С тремя патронами в свою пулеметную команду и вернулся.

А вот на Шпалерной, а после в «Крестах», все чин-чином было, как при Николае Кровавом. И обыск, и фотографическая камера, и душ с хлоркой. Подумал еще тогда чекист, что Старый мир никуда не делся. Вот он, угнездился, не сковырнешь!

Леонид дернул щекой, вновь слова Дзержинского вспоминая. И другие, что в книжке вычитать довелось. Не по-русски, а запомнились.

Suum quique. Каждому – свое!

– Стоять!

Коридор кончился, впереди – железная дверь. Значит, в камеру.

В камеру?!

Под душ не гнали, пальцами во всех укромных местах не ковырялись, краской ладони не пачкали, формуляр канцелярский не заполняли. Или в Столице иные порядки, чем в Питере? Кича – всюду кича, хоть на Сахалине. Там в особенности – японцы теперь на Сахалине, они порядок любят. Даже обыска не было! А вдруг у него граната Лемона в кармане?

Что за тюрьма такая? Для кого строена?

А ко всему еще заминка вышла: надзиратель-коридорный, он же «два сбоку», никак не мог камеру открыть. Звякает ключами, а толку нет. Тут уж Леонид задумался крепко. Откуда такой взялся? Хоть и убыло в России-матушке народу, но тюремщики по узилищам до сих пор правильные, как спокон веку предписано. А этот ни ростом не вышел, ни видом. Чистый комсомолец из сочувствующих интеллигентов, очков лишь не хватает.

Наконец, дверь поддалась. Леонид команды ждать не стал, сам через порог шагнул. Прикрыл глаза, к яркому свету привыкая, под ноги поглядел, потом вперед. Нары слева, нары справа. Слева – пустые, справа – чья-то седая голова.

– Здравствуйте!

Хотел сразу же представиться, чтобы невежливым не прослыть, но вдруг понял: не так что-то. Не с камерой, не с седоголовым – с ним самим. Когда порог переступал, вроде как тяжесть почувствовал – справа, где карман куртки. Прежде не было, а теперь есть.

Леонид осторожно потрогал влажную ткань. Не поверил, скользнул ладонью в карман.

Револьвер…

– А скажи мне, Лёнька, какая у нас, у чекистов, главная задача? – спрашивал его Жора Лафар.

Тоже мне, вопрос! Леонид чуть не обиделся, маленький он, что ли?

– Заговоры разоблачать, товарищ оперуполномоченный.

– А какая у наших врагов-заговорщиков главная задача?