Ведьма и тьма - Симона Вилар Страница 18

Одно тревожило князя – нет вестей из Болгарии. Святослав сразу после того, как отогнал печенегов от Киева, отправил туда гонца, но тот не вернулся. Может, сгинул в пути? Может, другого отправить? Да к лешему все! Скоро Святослав сам объявится в Болгарском царстве. Надо только Малфриду сперва повидать. И где эту оглашенную носит?

А на совете воевод в гриднице князь сказал собравшимся:

– Долго сидеть тут, на Хортице, я не собираюсь. Вот обучат Калокир и иные воеводы новобранцев, и я их сразу же отправлю на ладьях по Днепру до самого Русского моря [49]. Дальше они пойдут вдоль побережья к устью Дуная, где я свою новую столицу Переяславец ставлю. Я же с испытанной дружиной и теми витязями, что несли службу на Хортице, отправлюсь посуху до самого Дуная. Ибо задумал я одно дело: сообщили мне, что между Бугом и Днестром ныне кочует печенежская орда моего приятеля хана Кури. Вот и чаю приобщить его к нашему походу. Печенеги в Болгарии нам пригодятся – конница у них хороша и воины они храбрые.

Святослав всегда высказывался решительно и скоро, а уж потом воеводы речи вели и обсуждали решения князя. Вот и сейчас загалдели, посыпались вопросы. Многих удивляло, зачем водным путем отправлять молодежь воинскую, зачем разделять отряды? Да и разумно ли предлагать печенегам Кури воевать вместе с русами в Болгарии, когда Святослав, отправляясь на болгар, уже заключил союз с мадьярами? А мадьяры и печенеги никогда меж собой не ладили: ныне оседлые мадьяры еще не забыли, как они делили степи близ устья Днепра с печенегами и те изгнали их всем племенем. Так как же Святослав надеется их объединить? Да и Хортицу без охраны оставлять нельзя. Не ровен час, печенеги опять выйдут к порогам. Это сейчас они развеяны, как прах. А если сойдутся опять? Кто защитит Хортицу, кто отгонит копченых с днепровских порогов? Да и Малушу с дочерьми нельзя оставлять без надежной защиты.

Последний довод высказал Свенельд. Святослав даже хмыкнул: ишь волнуется о дочери, от которой некогда отказывался. Иные и не ведают, что это он – родитель Малуши, а не какой-то лекарь Малк из Любеча.

Только когда все высказались, князь принялся отвечать. Он восседал во главе длинного стола; сперва чинно, как и положено предводителю, – откинувшись на резную спинку кресла, положив руки на подлокотники в виде конских голов. Но пока говорил, едва сдерживался, чтобы не вскочить, а затем даже кулаком по столу хватил, так что кубки подскочили. Привычному к вольной походной жизни князю в палатах было тесно, душу словно маяло что-то. Но отвечать надо было. Люди верят князю, когда он не скрывает ничего, когда делится, дает знать, что у него все продумано и решено.

Говорил Святослав: отряды тех новобранцев, что к коням не приучены, следует отправлять водой, чтобы не тормозили быстрые переходы войска. А с печенегами и мадьярами он поладит, добычу им пообещает богатую, отдаст под руку кое-какие захваченные болгарские города и усадьбы. Печенеги – они жадные, добыча их всегда прельщает. Что касается защиты Хортицы… Тут князь помедлил, а затем, оборотившись к Свенельду, закончил:

– Неужто тут кто-то думает, что я ладу свою и детей своих без защиты оставлю? Пока Хортица не будет укреплена достойно, я отсюда ни шагу.

А что надумал, так и не сказал. Может, поэтому, когда воеводы гурьбой покинули покой, Свенельд остался за столом.

– Что-то темнишь ты, князь пресветлый.

– А тебе все надо знать? – огрызнулся Святослав и гневно, сквозь стиснутые под ощетинившимися усами зубы, добавил: – Привык ты при матушке главой Руси себя чувствовать. Но я тебе не Ольга, которая во всем своего воеводу слушала.

Какое-то время они смотрели друг на друга: Святослав – исподлобья, взгляд Свенельда казался спокойным, но желваки-то на скулах вздулись.

– Ты меня прошлым не попрекай, княже. Ибо попрекнуть меня нечем. Никогда против тебя не шел и впредь не пойду. Так что злоба твоя – пустая.

И умолкли оба, думая об Ольге. Святослав вспоминал, как родимая упрашивала во всем слушать Свенельда, почитать и не обижать его, если любит и чтит ее. Свенельд же помнил, как перед смертью возлюбленная просила помогать во всем ее сыну, сдерживать, когда сверх меры ретив, советом мудрым охлаждать.

Казалось, и в самом деле дух Ольги остудил их головы, унял готовую вспыхнуть ссору. Святослав заговорил сдержанно:

– Ладно, воевода. Если резок был, прости. Ты пойми, что меня волнует: столько времени прошло, а вестей из Болгарии все нет.

Свенельд вздохнул. Он давно понял: все заботы и тревоги князя не здесь, не на Руси, править которой Святославу суждено, а в земле, которую он мечом покорил. В известном смысле это даже хорошо: вон сколько земель князь подчинил – вятичей своевольное племя, булгар черных, поклоняющихся Магомету, да и все прочие племена, живущие вдоль берегов Волги, заставил силу свою почувствовать. Саму Хазарию свалил, до моря Хазарского дошел… да только, порушив все и захватив богатую добычу, возвращался без заботы, что с этими землями и оставшимися на них людьми потом станется. Свенельд одно время князю советовал: оставь своих людей в покоренных краях, дай им отряды, пусть Руси оттуда служат и дань платят. А что же Святослав? Не хочу дружину свою делить ради чужих земель, не желаю возиться с местами, кои мне чужды. Пришел, покорил, награбил добра – и восвояси. Нет, Свенельд этого не разумел. Какая держава могла бы под рукой княжьей быть! А он все дальше летит, скачет, ведет воев. Этим его хитроумный Калокир и взял. Новые победы посулил, новые богатства. А в итоге Болгария полонила сердце неуемного Святослава. Ее-то он бросать не собирается, нет. Править оттуда задумал. Но еще неведомо, как на это базилевс византийский посмотрит.

Сейчас Святослав глядел на воеводу в упор, ждал ответа. И тот, подумав, сказал:

– Ты кого оставил в Болгарии всем распоряжаться? Волка, воеводу дикого? Так что ж ты думаешь, он послания тебе писать будет?

– Ох и не любишь ты Волка, Свенельд! – хохотнул Святослав. Голубые глаза прищурились, остро сверкнули. – Отчего бы? Оттого, что сражался Волк похлеще, чем сам прославленный Свенельд? Вспомни, любое дело ему по плечу было, с любой задачей справлялся.

– Справлялся. Да только жесток он без меры. Страх и ужас в Болгарии сеял.

– Вот потому и оставил я его, чтоб в страхе болгар держал. Ты вон с патриархом Доростола Панко дружбу завел, царя болгарского Петра не позволил зарубить в монастыре, где тот от воев моих укрылся. Убедил меня, что болгары охотнее мою власть признают, пока Петр у меня. Так что должник твой – царь болгарский. Но что с того? Разве за это время Панко или кто еще отписал тебе? А они грамотные, могли бы прислать весточку. Они не Волк дикий, как ты его зовешь. Я не забыл еще, как этот длиннорясый тебе руки целовал, когда ты храмы болгарские моим воям рушить не позволил, а сейчас небось пляшет от радости перед своими иконами, довольный, что нужда заставила меня увести дружину.

– Но и Глеб, братец твой, тоже не шлет вестей, – заметил воевода. – Может, и спокойно все, раз Глеб тихо сидит?