Хлопок одной ладонью. Том 1. Игра на железной флейте без дырочек - Василий Звягинцев Страница 19

Естественно, у меня возникло сомнение. Опыт-то общения с пришельцами разных типов и астральными существами, «фигуры не имеющими», накопился достаточный. И далеко не всегда позитивный. Обмануть наивного землянина у них, пришельцев, почитается чуть ли не за доблесть, как у восточных народов — обмануть европейца.

А что, если имеет место знакомая любому преферансисту «наводка в козырь»?

Стоит иметь такую возможность в виду, не бросаться в очередную авантюру, не промерив брод и не обвеховав фарватер.

Пароход «Валгалла», рейд форта Росс, ноябрь 1925 г.

После затянувшегося до полуночи ужина, на котором Братству были представлены братья по разуму из параллельного и химерического будущих, Воронцов заглянул в каюту Левашова.

Давно они с ним не общались, как встарь, как в славные времена скитания по морям и океанам. Молоды они тогда были и, встретившись на старом балкере «Маршал Кулик», сразу подружились. Исключительно, наверное, по причине некоторой непрямой общности судеб.

У Дмитрия не сложилась военно-морская служба, к которой единственно он себя готовил с детства, а вот не пошла. То есть сначала вроде бы пошла, да еще как, в двадцать семь лет получил под команду настоящий боевой корабль (а что? Тральщик в пятьсот тонн — очень даже корабль, раньше эсминцами вдвое меньшего водоизмещения капитаны второго ранга командовали), да попал за границу, на настоящие дела, траление Персидского залива, Красного моря и Суэцкого канала от мин всех существующих в мире разновидностей, щедро набросанных в воспетые капитаном Кусто воды и нашими, и египтянами, и евреями, и вообще бог знает кем. Попадались даже немецкие времен Второй мировой, и каждый день Воронцову мнилось, что загребет трал какой-нибудь раритет времен еще русско-японской.

Даже и ордена кап-лей получил, Красную Звезду, пару арабских блях, медали «За отвагу», ЗБЗ [16], юбилейные к густо тогда шедшим историческим и партийным датам. А вот потом — заколодило. Бывают такие люди — сами о себе все правильно понимают, и окружающие признают и ум, и мужские качества характера, душа почти любой компании, никто даже по злобе и пьянке не скажет, что, мол, Димка Воронцов — жлоб и сволочь. И начальство тоже, в чем главное паскудство, очень даже уважает и ценит, а вот срабатывает звериный, а то и муравьиный даже инстинкт.

Нельзя такого — наверх двигать. Угроза он всей существующей, отлаженной, хреново, но функционирующей системе. Если похожие идеалисты, один, другой, третий к чинам адмиральским двигаться начнут, порядки свои насаждать, офицеров под себя подбирать, матросов никчемными идеями соблазнять — что же с нами и со всей вообще службой будет?

Раз и другой, при всей положенной выслуге не найдя своей фамилии в приказах на присвоение кап-третьего, хотя сколько уже остолопов получило «рельсы» [17]досрочно, Воронцов понял, что ловить больше нечего. Слава богу, не пришлось под дурака косить и инвалидность оформлять, чтобы в запас уволиться. Выставил пару ящиков египетского пойла «Абу Симбел», десяток блоков сигарет «Кэмел», горсть сувениров пустячных кому положено — и свалил на берег с достойной причиной увольнения и отличными характеристиками.

Аналогично и Олег Левашов «не был понят родною страной». Такая уж дурацкая, простите за выражение, страна у нас сорганизовалась по завершении золотого века Екатерины и внука ее, Александра Первого. Тогда люди исключительно за ум, отвагу и «общественную пользу» в двадцать пять лет генеральские чины хватали. Ну, а потом — увы. Не захотело и в случае Левашова научное начальство сообразить, что куда проще парню этому позволить защитить пару докторских, дать в подчинение НИИ какой затруханный, а потом стриги купоны с его открытий до конца дней.

Нет, не смогли через себя переступить. Страна-то, может, и советская наука в частности, процвели б невиданно, а нам, с нашими диссертациями и монографиями — куда? Из президиума хлопать, когда ему очередную Нобелевскую вручают? Простите, товарищи, «народу это не нужно!».

И вот они, значит, Левашов с Воронцовым, каждый по-своему уязвленные, но одновременно полные сил и энтузиазма (молодость, господа, молодость!), встретились на судне, которое гоняло волею пароходского начальства из Калининграда на Кубу, с Кубы в Луанду, оттуда на Владик и вдруг в Новоросс, чтобы не скучали. Северным морским путем тоже ходить приходилось, но это — отдельный разговор.

Само собой, они подружились, хотя обычно разница в должностном положении (старпом и рядовой инженер) такому не способствует.

Впрочем, вся эта история давно известна.

После событий двадцатого — двадцать первого годов пути их как-то незаметно, но основательно разошлись. У каждого свои дела и интересы, своя, если так можно выразиться, «личная жизнь». Один — бывший гений-изобретатель, а ныне политик не совсем даже понятной ориентации, пытающийся реализовывать в условиях красной Полуроссии юношеские идеалы «социализма с человеческим лицом». Постепенно начинающий понимать, что идеалы — это одно, а реальная (пусть даже в иной реальности) жизнь — совсем другое.

Второй — достигший предела своих притязаний адмирал-капитан (полновластный хозяин «Валгаллы», главком небольшого флота, начальник над портом и фактический генерал-губернатор колонии Форт Росс-3, простершейся на сто тридцать лет в двух временных линиях).

Фактически Воронцову не нужно было от этой жизни больше ничего. Верная и любимая женщина рядом, полсотни «без лести преданных» роботов, способных на все (в хорошем смысле слова), практическое бессмертие, возможность поступать только и единственно, как «собственный нрав» захочет.

То есть — «Плавать по морям необходимо. Жить — не так уж необходимо!» [18]. А если это совмещается — чего же более? Вдобавок последнее время друзья совсем (или почти совсем) не напрягали его своими, не всегда понятными проблемами.

На «Валгалле», еще с момента ее постройки, у каждого были апартаменты, оборудованные и оформленные в расчете на то, что пароход на все обозримое время жизни может остаться единственным местом их обитания. Ну, там, закинет их неведомая сила в Мезозой, или вообще окажутся они в таких условиях, что на берег можно будет сходить только в составе хорошо подготовленных десантных партий или в скафандрах «высшей защиты».

Лариса, подруга Левашова и девушка с огромным набором комплексов, три сотни квадратных метров оформила в своем, не всегда понятном нормальному человеку, вкусе. А Олегу хватило всего лишь трехкаютного блока, состоящего из небольшого салона, один в один повторяющего его комнату в первом Форт Россе, на Валгалле-Таорэре, рабочего кабинета с терминалом Главного корабельного и нескольких автономных компьютеров (неизмеримо, в тысячи раз более мощных, чем он мог вообразить, начиная работу над установкой СПВ в восемьдесят третьем, когда у него в распоряжении был до ужаса примитивный «Атари» со всего-то 128 килобайтами оперативной памяти и винчестером (аж!) на 40 Мб). Ну и еще мастерская, где действительно было все, что может взбрести в голову сумасшедшему Эдисону плюс Форду новых времен.