Довод Королей - Вера Камша Страница 19

Евгений хихикнул и спрятал царку в тайник. По правде говоря, ему бы давно следовало передать бразды правления Жоржу Мальвани, лучшего преемника по таким временам не придумать, но если ты надел кардинальскую шапку, носи ее до смерти. А ему нужно протянуть еще лет десять, кантисское воронье вряд ли утвердит Жоржа его преемником, уж больно тот для них чужой, а без поддержки Его Высокопреосвященства Тагэре придется несладко. Филипп правильно делает, что не таскается в Духов Замок. Евгению Илларионово детище не по душе, и пока он кардинал Арции, главным храмом останется эрастианский собор. Впрочем, и капустницы с их Предстоятельницей (кто же знал, что малышка Анастазия вырастет в такую, прости господи, пантеру), и Илларион с его постной рожей беспокоили старого клирика куда меньше, чем дела мирские, в которых король себя вел, по меньшей мере, глупо.

Опыт подсказывал старому клирику, что десять лет относительного мира по нынешним поганым временам предел, а еще эти Вилльо... Евгений искренне любил Филиппа, но в по-следнее время от него сплошное расстройство. И где только он раскопал эту красотку с ее родственничками?! Вот уж жруны, почище Фарбье, те за полсотни лет насосались, а Вилльо из грязи да в князи! Евгений никогда не любил ныть о том, «что было бы, если бы», но чем больше он смотрел на нынешний двор, тем чаще ему приходило в голову, что Филипп Тагэре далеко не так похож на отца, как хотелось бы и как думалось вначале. Девять лет назад Арция была готова за нового короля огонь глотать, а сейчас даже Мальвани уехал.

Конечно, в Оргонде он нужнее, без помощи маршала Жозеф проглотит герцогство с потрохами, а каждая победа Паука – поражение Арции. То, что Филипп выдал сестру за Марка Оргондского, хотя тому до Тагэре, что мопсу до гончей, правильно. Чем больше у Ифраны врагов, тем лучше. Но лиарская свадьба стала последним умным шагом Филиппа. Потом он встретил Элеонору Гризье, и все полетело в тартарары. Он рассорился с ре Фло, пригрел свору новых родичей, от которых тошнит не только нобилей, но и простолюдинов.

Евгений на своем веку повидал немало, цветы зла расцветали и на менее благодатной почве, а Филипп словно ослеп. Анри пытался с ним поговорить. О чем – никому не известно, но на следующий день маршал собрался и уехал помогать Марку, и отъезд этот был слишком уж скоропалительным...

Во дворе зацокали копыта, и Его Высокопреосвященство из-за портьеры выглянул в окно. Так и есть. Жорж, а с ним племянник и младший Тагэре. Еще один сын Шарло. Горбун, о котором никто не вспоминал, пока тот не свернул голову окаянному Мулану. Евгений приглядывался к юноше два месяца, но откладывать разговор и дальше нельзя.

2879 год от В.И.

17-й день месяца Собаки.

Арция. Мунт

Кардинал обитал в особняке рядом с большим эрастианским храмом. Александр не без волнения рассматривал облицованное белым мирийским мрамором трехэтажное здание, украшенное барельефами, живописующими житие святого Эрасти. Сейчас он увидит человека, в семьдесят с лишним лет проскакавшего восемь диа [40], чтобы миропомазать на царство его брата. Евгений был добрым другом всех Тагэре, но Сандер его ни разу не видел. Освоившись в столице, он начал подумывать о том, чтобы через Жоржа Мальвани испросить аудиенции у Его Высокопреосвященства, но кардинал первым сделал шаг навстречу. Почему? Простое любопытство или память об отце? А вдруг нечто большее?

Жорж Мальвани с улыбкой наблюдал за своим протеже.

– Сандер, наверное, я зря это говорю, но веди себя со стариком так же, как со мной. То есть никак не веди. Будь тем, кем ты есть, и вы поладите. А теперь ступай.

– А вы?

– Еще не хватало тебя за ручку водить. Мы с Сезаром подождем в моем кабинете, – и епископ с племянником немедленно удалились. Сандеру ничего не оставалось, как последовать за дебелым клириком с источавшими мед и масло глазами. Перед тяжелой дверью с бронзовыми накладками провожатый остановился, сделав приглашающий жест, и Эстре порадовался, что встреча пройдет без участия приторного толстяка. Юноша толкнул дверь и оказался в просторной светлой комнате, заполоненной книгами: внушительные тома громоздились на столе, креслах и даже на полу. Окна были распахнуты, на подоконнике стоял глиняный кувшин с поздними полевыми цветами, а по одной из стен карабкался невиданной красоты плющ [41]. Комната казалась пустой. Тагэре недоуменно огляделся, и тут за его спиной раздался голос:

– Проходи и садись.

Повернувшись, Александр увидел кардинала, утонувшего в кресле, стоящем у низкого столика, заваленного свитками и книгами.

Сухощавый, невысокий, с белыми волнистыми волосами и темным, словно бы вырезанным из мореного дуба лицом, Евгений мог показаться желчным и даже злым, если бы не живая лукавинка в глазах.

– А ты мне нравишься, – без обиняков заявил Его Высокопреосвященство. – Лицом не поймешь в кого, но глаза отцовские. Даже страшно. Сдается мне, ты куда больший Тагэре, чем все остальные, вместе взятые.

– Ваше Высокопреосвященство!

– А ты не перебивай. Молод еще. Знаю, не нравится тебе, когда про семью вашу плохо говорят, но я не со зла. Если мы друг другу врать начнем, нас скоро со всеми потрохами съедят. Понимаешь, о чем я?

– О Вилльо? – предположил Александр.

– Если бы, – махнул рукой Евгений, – выпьешь чего или не начал пока?

– Начинаю, – улыбнулся юноша.

– Оно и хорошо, – кивнул клирик, – ни от чего не отказывайся, не испробовав, а в вине беды нет, вся беда в людских мозгах да слабоволии. Вот, – старик хлопнул рукой по толстенному тому, – в Книге Книг про одиннадцать грехов толкуют, а я так полагаю, что главный грех – это слабость душевная, все остальные грехи – поросята от этой свиньи. И сдается мне, свинья эта изрядно твоего брата придавила. И не блести на меня глазами, а думай. Думай, герцог.

Сандер честно попытался исполнить требование кардинала, но мысли метались, как перепуганные кошки. То ему казалось, что он понимает все, то он переставал понимать хоть что-то. Внезапно старик велел:

– Расскажи мне о Мулане.

Александр рассказал, умолчав лишь про Аларика и накатившую на него и столь же стремительно схлынувшую беспомощность. В конце концов, к делу это не относилось. Евгений надолго замолчал, а потом спросил:

– Ты был в новом храме?

– Да.

– И что?

– Я увидел обычные иконы, фреску со святой Ренатой и обшарпанную стену, где должен быть Триединый.

– Так, – сплел пальцы Его Высокопреосвященство, – об этом забудь. Вредно не видеть то, что видят все, хотя, похоже, прав именно ты. Держи это знание при себе и держись от Духова Замка подальше, если сможешь. Ничего хорошего оттуда не выползет. Интересно, что бы твой отец сказал. Сезара от этих картинок мутит, мне все одно, есть они или нет, хотя на Кастигатора [42]смотреть не люблю, страшный больно. А народ с ума сходит. И тут приходит последний из Тагэре и заявляет, что там, кроме обшарпанных стен, и нет ничего.