Московская Плоть - Татьяна Ставицкая Страница 19

– Да кто ж говорит про «много»? Я про «спокойно». А-то ведь иногда такие кошмары мучают…

– Святослав Рувимович, если бы вы хотели обеспечить себе покойный сон, то не микшировали бы сейчас органику с шампанским.

– Шампанское пью исключительно из-за пузыриков, – оттягивал страшный и постыдный момент признания Фофудьин, – пузырики, знаете ли, способствуют лучшей усвояемости продукта. Поднимают его и шибают прямо в голову. А от кваса я полнею. Не про меня уже сей полезный продукт, дружочек!

На самом деле, возвратившись домой из Горок, председатель действительно не спал, а всю ночь только и думал о том, как бы половчее преподнести Параклисиарху жуткую информацию и повиниться, чтобы не нарваться на санкции. Повинную голову меч не сечет. Хотя нет – враки! Как раз сечь головы начинают именно с повинной. Потому что тех, кто не признал вину, сечь не за что. Председатель вообще терпеть не мог пословицы и поговорки. Они уводили от принятия ответственных решений. А еще называются народной мудростью… Взять хотя бы «На чужой каравай рот не разевай». Ну и как тогда бизнес делать, скажите на милость? И вообще, как кормиться? Нет в народе мудрости, иначе не совершал бы из поколения в поколение одни и те же ошибки! Ведь если взглянуть вокруг, то окажется, что вся Москва густо устлана историческими граблями, а население – все сплошь в шишках. И эти шишкастые граждане продолжают бубнить свои заклинания, которые не спасают их от бед, а вызывают только горестное восклицание постфактум: «Эх! Надо было…»

С одной стороны, рассуждал председатель, никто не знает о том, что проклятый Передельский звонил ему, а с другой – если его поймают, то ведь он непременно доложит, что обращался к Фофудьину, просил помощи…

Малюта, насытившись бонусом председателя, откровенно томился. У него было намечено множество неотложных дел на этот день, и он желал поскорее отвязаться от собеседника. Но сам факт приглашения требовал ответной вежливости, да и любопытно было, с чего бы это вдруг он так спешно понадобился председателю.

– Ладно, выкладывайте уже, что там у вас приключилось? – не стал он особо деликатничать.

Вот же проницательный черт, расстроился председатель. Да только как такое скажешь? Разозлится, пожалуй, глазом полыхнет. В купель его, что ли, зазвать?

– Да я о ночных кошмарах как раз. Такое приснится, бывает…

– Так это вам, милый мой, к психоаналитику. Или сонник себе купите. – Параклисиарх чувствовал, что собеседник явно темнит.

– Да ведь не со всяким сном за разгадкой к кому ни попадя обратиться можно. Вот давеча, к примеру, журналист приснился. Взъерошенный весь, глаза выпученные, а сам холодный. И будто будит он меня, паршивец, среди ночи. Я, говорит, информацию продаю. То ли про принцессу Диану, то ли про убийство Кеннеди, то ли про архив Ундольского. Запамятовал уже. А я ему и говорю: я же вам не агентство Рейтер. К чему бы это?

И раньше-то храбростью не отличался, подумал Малюта, а теперь, того и гляди, опростается с испугу.

– Святослав Рувимович, да если бы я дожидался, когда вы придете ко мне за разгадками своих снов, где бы наше комьюнити сейчас было? Наши телевизионщики оперативно сработали. Мы ваш «ночной кошмар» уже ведем.

– Лихо! – оценил председатель, успокоившись и решив, что, кажется, на сей раз обошлось и санкций, очевидно, не последует.

– От каждого – по способностям, – пожал плечами Параклисиарх, считавший, что председатель занимает именно то место, на котором может принести наибольшую пользу холдингу. Было бы непрофессионально с его, Малюты, стороны рассчитывать на чей-то героизм. Каждый должен хорошо делать порученное ему дело. Хотя поведение собеседника считал откровенной трусостью и головотяпством. Ну что ему стоило сразу, той же ночью, позвонить и предупредить? Так нет же – завалился спать с полными штанами страха.

Утром Передельскому неожиданно позвонил редактор.

– Ты вот что… ты это… Ты на работу можешь больше не выходить.

– В каком смысле? – не понял спросонок корреспондент.

– В каком, в каком… в самом прямом. Ты уволен, Передельский.

– Как это? За что?

– Да за что хочешь. Хочешь – за прогулы, хочешь – за несоответствие, хочешь – за регулярный срыв дедлайна… Но я ж не зверь, Передельский. Можешь написать заявление «по собственному…». И к Фролу не вздумай соваться.

– А куда мне теперь?.. – понимая, что сопротивление бессмысленно, спросил журналист.

– Знаешь, Петя, есть такая газета «Нарьяна Вындер» – «Красный Тундровик», по-нашему.

– Где есть?

– В Коми.

– А зачем мне в Коми?

– Затем, что далеко от Москвы.

К вечеру Передельский был пьян. Так пьян, как может быть пьян человек, у которого рухнул тщательно выстроенный воздушный замок и погреб его под завалами. И теперь мечта, трепетная и запретная, никак не защищенная, одна только и освещает отчаянную темноту руин и жжет руки, как свалившаяся с неба звезда. Как сохранить ее и при этом не сгореть самому? Передельский уже понял, что эфира ему не видать. И вообще ничего публичного не видать. Находка вот уже трое суток принадлежала только ему одному и никак не желала быть предъявленной широкой общественности. Более того, она все больше и явственней угрожала его, Петиной, безопасности. Только бы добраться скорее до дома, и унять молоточки, и остановить ветряки, шумно вращающие своими лопастями в Петиной голове. Запереть дверь и упасть лицом в подушку.

Те, кто третий день ходил за ним по пятам, даже не прятались. Напротив, они вели себя вызывающе демонстративно. На сей раз вместо топтунов за пьяным Передельским тащился милицейский уазик. Наряд терпеливо пережидал, пока Петю рвало в сугроб, и обсуждал сложившуюся ситуацию.

– Куда он мог его деть? – спрашивал сержант. – Все по листочку перебрали.

– А ты хоть знаешь, как это должно выглядеть? – поинтересовался старший сержант.

– Не сказали. Велено искать со звездой, мать их…

– Так, может, это?.. Того его?.. Сам скажет.

– Не, не наша компетенция.

– Если что, разрешили паковать тепленьким, – сглотнул слюну третий, – придется на испуг брать.

– Обгадится борзота…

Тем временем Передельский набирал на кодовом замке подъезда свой номер телефона, но дверь открываться почему-то не желала. Наконец она распахнулась безо всякого Петиного участия, а просто выпуская даму, сопровождавшую собачку, которой так вовремя приспичило на двор. Передельский ввалился в подъезд, захлопнул дверь и, перебирая перила, как рею, пошел на мучительный штурм второго этажа. В квартире его ожидал сюрприз: включив свет, он обнаружил, что все его немногочисленные пожитки вытряхнуты на пол. Петя застонал обессиленно и повалился на диван. Через некоторое время свет погас сам собой, погрузив комнату журналиста во мрак, подсвеченный лишь уличным фонарем. Проснувшись среди ночи, Передельский, влекомый нуждой, поплелся на ощупь в туалет. Возвращение повергло его в леденящий ужас: в окна скалились давешние менты. Звали Петю куда-то делано добрыми, многозначительными глазами. Улыбались зазывно… И уставшее сознание покинуло журналиста.