Наследник. Поход по зову крови - Антон Краснов Страница 19

– Это как же так? Вода мгновенно замерзает? Даже если на улице стоит дикая жара? – спросила белокурая девушка по имени Танита из Школы Пятого окна. Та самая, что накануне ночью приязненно рассматривала Себастьяна в шатре с серыми жерланами. На лице сидящего неподалеку Ариолана Бэйла промелькнула усмешка. Повар Жи-Ру сокрушенно развел руками: мол, ничего не поделаешь, температурный режим никак не влияет на исход фокуса.

– Это особый лед, специфический, – играя сочными интонациями, проговорил рассказчик. – У него розовый оттенок, отсюда и название. Кроме того, обычный лед не имеет запаха, а от этого, как говорят, исходит сильный запах – то ли резеды, то ли… э-э-э… жимолости.

– Резеды?

– Да, это такое растение, из которого делают эфирные масла, – охотно дал справку Жи-Ру. – Нежный и сладкий запах. Правда, для иных он может оказаться последним, что чувствуешь в жизни…

Тут вмешался Ариолан Бэйл, по лицу которого до этого момента нельзя было понять, вслушивается ли он в речь баронского повара или сосредоточен исключительно на видах живописнейшего побережья, вдоль которого шел сейчас «Летучий».

– Уважаемый Жи-Ру, вы так убедительно все рассказываете, что мне тут, часом, подумалось: а уж не из ордена ли вы Рамоникейя? – с совершенно серьезным лицом проговорил он.

Жи-Ру расхохотался:

– Я могу с такой же убедительностью рассказать вам про мифических чудовищ и про Великих Маннитов, которые производили их на свет в результате противоестественных колдовских опытов! Неужели в таком случае вы, мастер Ариолан Бэйл, скажете, что я имею отношение к Маннитам, бесследно исчезнувшим с лица земли две тысячи лет назад?

– Ему просто нравится рассказывать, – с оттенком гордости за своего кулинара отозвался барон Армин. – Он у меня не только повелитель желудков и властелин соусов, но и заклинатель человеческих душ. Лет пять назад проезжал важный чиновник из столицы, который сочинил несколько гимнов лично для короля. Так даже та важная шишка нашего Жи-Ру заслушивалась! Предлагал выписать его в столицу вместе с байками и рецептами, большие деньжищи предлагал!

– Да, любезный Армин, у вас действительно много замечательного. Особенно люди. Я уж не говорю про вашу дочь… Вот повар, да и ваш воспитанник показался мне интересным человеком.

– Воспитанник? – Армин несколько раз пошевелил нижней челюстью справа налево, как будто у него онемели скулы. – Вы знакомы с Себастьяном, мастер Ариолан Бэйл?

– Ну, он не представился…

Повисла пауза. Сидящий у окна каюты Себастьян, не видимый никем из участников этой беседы, сжался и замер. Отстраненный, с едва уловимой иронией звучный голос Ариолана Бэйла показался ему тем ударом колокола, что ставит на дыбы всю прежнюю жизнь и не оставляет надежды когда-нибудь все вернуть.

А на горизонте уже вырисовывались массивные башни и маяки Сейморского порта.

Себастьян не любил больших портовых городов. Ты еще не успел сойти с борта корабля и прыгнуть на сходни, ведущие на пристань, а в нос уже густо, нагло, неудержимо шибают запахи просмоленных канатов, сырой и жареной, свежей и тухлой рыбы. Бьет болотистым запахом ила, идущим от давно бывших в воде (без очистки корпуса) кораблей и рыбацких фелюк…

Здесь пахло дымом и кислой брагой, разило сырой нефтью и яркими, дикими, как пестрая праздничная рубаха брешака, ароматами пряностей. «Летучий» прошел в узкий пролив меж двух огромных каменных башен, охраняющих вход в гавань, и медленно прошествовал вдоль нескончаемого ряда кораблей, с палуб которых летели звуки судового колокола, гортанные крики боцманов. На шкафуте огромного неуклюжего брига лысые бородатые люди в темно-синих рубахах, собравшись в кружок, то ли читали молитву, то ли пели заунывную, на двух нотах, морскую песню. На пирсах кишел народ. Кого тут только не было: матросы, торговцы, стражники, женщины в передничках, женщины без передничков, женщины в головных накидках и женщины с лицом открытым и наглым, с натертыми маслом плечами и задорно блестящими глазами. Огромный пузатый чиновник, похожий на ожившую винную бочку, взимал с прибывших в порт Сеймора подати. Он морщил губы и сочно ударял по бумаге круглой промасленной печатью в такой же жирной, круглой, увесистой промасленной руке.

У главной пристани стояли в ряд шесть огромных галеонов королевского флота. Лес мачт с зарифленными парусами вздымался в дымное, подтекающее зеленью небо. По сигналу начальника подбежавшей портовой стражи «Летучий» приткнулся под бочок одного из этих внушительных кораблей, водоизмещением превышавшего бриг барона Армина и Ариолана Бэйла раз в десять. Матросы отдавали швартовы. Только тут Себастьян вышел из каюты и тотчас же столкнулся лицом к лицу с красноречивым мастером Бэйлом.

– Тебе, наверно, в свое время тоже рассказывали про розовый лед с запахом резеды? – после несколько затянувшейся паузы поинтересовался Ариолан Бэйл.

– Давным-давно. Мне, Ржиге и Аннабели, – не сморгнув, ответил тот. – Ржига – это ночной болван с дубиной. Ну а Аннабель вы знаете.

Себастьян солгал: про розовый лед Предрассветных братьев он слышал этим утром впервые.

Точно так же впервые – и совершенно неожиданно не только для себя, но и для ошеломленного барона Армина – он поднялся по массивным ступеням громадного старинного особняка на главной площади Сеймора. Каменные статуи смотрели на него своими пустыми белыми глазами. Гулкие плиты покоев, розовые, матово-белые и серые, до головокружения разгоняли шаги. В огромных, в четыре человеческих роста, арочных окнах дробились, многократно отражаясь, маленькие фигурки людей, пробирающихся в самое сердце старинного здания.

Это был личный особняк владетеля Корнельского.

Себастьян хотел спросить, что они тут делают, но подумалось, что вот сейчас под величавыми сводами грянет эхо – и его робкий вопрос разом станет подчеркнуто наглым, назойливо повторенным раз, и другой, и третий. И он смолчал.

Ему не потребовалось задавать этот вопрос и в длинной галерее, заполненной бесчисленным множеством растений. Желтые, черные, белые цветы, ароматная кора, зеленые и желтые листья, сочные всплески соцветий. Растения были повсюду – в кадках, в длинных керамических и деревянных ящиках, они плавали по поверхности небольших водоемов, карабкались вверх по витым решеткам, валились на пол тяжелой изумрудной гирляндой.

В середине галереи серебрился фонтан, и возле него разговаривали двое: огромный, грузный мужчина с ястребиным носом, черноглазый и громкоголосый, и высокая молодая дама в светло-голубом платье.

Себастьян не видел ее лица. Он не мог услышать ее голоса, потому что мощный бас мужчины мог бы заглушить даже перекличку штрафников из Трудовой армии. Но он сразу понял, что это и есть та причина, из-за которой они явились не в дом тетушки Марл или Карл, не на какой-нибудь постоялый двор или в таверну, а разом сюда. В этот громадный, словно разбухший от времени особняк владетеля Корнельского.

Причина звалась Аннабель.

Она-то сразу узнала его. Наверно, потому, что, в отличие от отсутствующего здесь Ржиги (не хватало еще и его тащить к герцогу!), Себастьян мало изменился за прошедшие годы. Все такой же высокий, длинноногий, с хрупкими запястьями, с диковатыми бархатными темными глазами.