Люди огня - Олег Волховский Страница 19

Я почувствовал острый запах нашатырного спирта и открыл глаза. Вокруг меня суетились человек пять во главе со священником.

— Вызовите «Скорую помощь»! — крикнул кто-то. — Возможно, сердечный приступ.

Да со мной сроду не было никаких сердечных приступов. Сердце всегда работало как часы. Да и клаустрофобией я не страдал. Более того, это был первый обморок в моей жизни.

Меня взяли под руки, подняли и усадили на скамью.

— Спасибо, не надо «Скорую помощь», — сказал я. — Мне уже лучше, — и сжал пальцами виски. Все же мне было не так хорошо, как хотелось бы. — Давайте выйдем отсюда! — тяжело дыша, проговорил я.

Мне помогли подняться и довели до выхода. Наконец-то я полной грудью вдохнул влажный теплый воздух. Наверное, недавно прошел дождь, судя по мокрым плитам мостовой. Мне сразу стало легче. Я вышел на Штефанплац и повернул в сторону «Георгия и дракона».

В ожидании обещанных нам в херигере белого, розового и красного, я остерегся пить пиво и вытащил Марка из «Георгия». Мы добрались до Зюйдбанхофа [13]и сели на шнельбан, то бишь местную электричку, в сторону Мёдлинга.

Мёдлинг оказался местом прелестным. Разноцветные домики, и почти у каждого — скульптура мадонны или святого, цветы на окнах, тихие улицы и совсем рядом предгорья Альп. Только вот плотность боевиков на душу населения здесь явно зашкаливала. Они были везде. На улицах, на площадях, в многочисленных отрытых кафе и пабах. Я поморщился.

— Ну и выбрал же Якоб местечко! Может, мы зря с ним языки распустили? Первый раз видим человека! — возмутился Марк.

— Посмотрим, — вздохнул я. — Но будь начеку.

К нашему приходу в херигере, то бишь открытом ресторанчике при винограднике, уже собрался народ, причем не только зеленые студенты, но и люди посолиднее, возможно буржуа. Я удивленно посмотрел на Якоба.

— Это мой отец позвал своих знакомых, — извиняющимся тоном объяснил тот. — Сказал, что им тоже интересно. Слышали, только что по телику передали: Эммануил вошел в Моравию. Это же рядом с нами!

— Господь! — поправил я.

— Господь, — вздохнул Якоб.

Мы с Марком сели за столик. Солнце уже склонялось к закату, освещая влажные листья винограда, оплетавшего деревянные колонны и перекрытия. Свет отражался в каплях, и они загорались разноцветными искрами: чуть повернешься — и другие цвета, феерия заката.

Нам принесли по шницелю и бокалу красного. Шницель был воистину огромен и с трудом умещался на здоровой тарелке: аппетитный кусок мяса в поджаристой шкуре из муки и острый салат в качестве гарнира. А вино было таким ароматным, что обещало затмить «Kaiser Bier».

Я разрезал шницель и взял бокал.

— А если ваш Эммануил захватит Австрию, это не приведет к повышению налогов?

Я поднял голову. Надо мной навис пухлый белобрысый бюргер и смотрел, как на оракула. Если бы один! Бюргеры плотной толпой окружили наш столик, слегка потеснив компанию Якоба, и я понял: не отвертеться! Поставил вино на стол, с сожалением положил вилку и вопросительно посмотрел на них.

— Не будет ли инфляции? — спросил другой.

— А свобода торговли?

— Всемирная Империя — это рай для торговцев и промышленников, — успокоил я. — Никаких границ! Никаких пошлин! Что же касается налогов, он их не повышал. В России он их снизил.

— На что же он ведет войну?

— Многие почитают за счастье умереть во имя Господа.

— Мы не хотим, чтобы наши дети умирали!

— Вас не заставляют, — вздохнул я. — Но когда к власти приходит Господь, глупо сопротивляться. Его власть — благо для всех. И все в его власти. Это не пустые слова. Мы слишком много видели чудесного, когда были рядом с ним. Одним лишь словом он может воскресить ваши засохшие виноградники и сады и заставить цвести яблони среди зимы!

— Так он может восстановить виноградники после засухи? — недоверчиво поинтересовался пожилой бюргер, подозрительно похожий на Якоба. Верно, его отец.

— Конечно, — непринужденно ответил я. — Он разрушил огромное здание инквизиции одним мановением руки. А все ваши бедствия только от того, что вы его еще не признали.

Тут я заметил, что Марк преспокойно долопал свой шницель и принялся за мой. Я подивился, как столько пищи вмещается в общем-то не толстого коллегу, но мне опять помешали прекратить это безобразие.

— Всемирная Империя? — переспросил один из друзей Якоба. — Мне больше по душе Всемирная Республика.

— Всемирная Республика? — я посмотрел на него, как на ребенка. — Всемирная Республика — это власть большинства. А, как говорил Сократ, «большинство не способно ни на великое добро, ни на великое зло, а творит, что попало». Неужели вам не надоели пустышки президенты и болтуны парламентарии? Вы привыкли жить, не замечая власти, и считаете себя счастливыми, если она вам не мешает. «Никакой правитель — не худший вариант», — считаете вы. И вы уже забыли, что власть — это возможность улучшить мир. А если она достается достойному, единственному достойному в этом мире, возможность превращается в реальность. Так что не бойтесь прихода того, кого веками ждали наши предки. Это не беда — это благословение! Мы живем в счастливое время — самое счастливое. Война — только эпизод, одна темная точка в океане света. Она скоро кончится, потому что ни одно сердце не в силах сопротивляться величию Славы Божьей. И кто принял Его — не умрет вовек. И убитые воскреснут — я сам видел воскресения. Что ваши виноградники! Мы все будем возделывать один виноградник — виноградник Господа, который есть Мир!

Мне трудно говорить на публике, куда легче было вещать в «Георгии и драконе» для одного Якоба. Но я нашел в толпе вдохновенное лицо и стал ориентироваться на него. Молодое лицо. Наверное, один из друзей Якоба.

— Я читал Кира Глориса, — сказал молодой человек. — Очень хорошо. Как откровение. Это правда Эммануил?

Я таинственно улыбнулся.

— Кто бы он ни был — книга лишь бледное отражение его самого. Она вас впечатлила? Умножьте это на тысячу, и вы увидите только бледную тень Господа.

Все замолчали. Я взглянул на Марка. Он допивал мое вино, причем перед ним стояли еще два пустых бокала. Когда он успел, ума не приложу.

— А что ваш друг молчит? — раздался голос какого-то неисправимого скептика. — Что он знает об Эммануиле?

— Я умру за него! — проговорил Марк чуть заплетающимся языком и оглядел зал горящими глазами. И кажется, это произвело большее впечатление, чем все мои разглагольствования.

На обратном пути до электрички мне пришлось чуть ли не тащить Марка на себе. Это при том, что я все-таки несколько субтильнее. А он, сволочь, все порывался запеть и взмахнуть рукой, как актер на сцене. Я вздохнул с облегчением, только когда наконец усадил Марка на красный бархат (или что-то в этом роде) мягких сидений шнельбана.