Судьба или выбор - Елена Кулик Страница 2

– Куда ты? Это может быть опасным. Руфус, остановись! – Нириан хотел броситься за братом, но тут его внимание привлек странный свет в противоположной стороне. Что-то в черной дымящейся траве блестело, переливаясь всеми оттенками красного. Мальчика так заворожил этот блеск, что, больше не обращая внимания на братьев, он со всех ног бросился к таинственному месту. И уже не видел, как его брат Полок торопливо спускался с холма и бежал в другую сторону.

Когда Нириан подошел к месту, откуда лился этот странный кроваво-красный свет, он нагнулся, стараясь разглядеть в темной дымящейся траве небольшой камень, который его излучал. Сияние так завораживало и притягивало, что, уже ни о чем не думая, Нириан присел рядом с камнем и, преодолевая страх и оцепенение, легонько его погладил. Тот в ответ засветился еще сильнее, и мальчика обдало приятным и ласковым теплом. На его лице заиграли кровавые отблески. Если бы в этот самый момент он оглянулся на своих братьев, то увидел бы, как Полок и Руфус так же стоят, нагнувшись над землей, и их лица озарены исходящим от камней светом, только у одного он синий, а у другого – зеленый.

Необычная находка все сверкала, переливаясь и отбрасывая кровавые тени. Нириан никак не мог отвести от нее взгляд. Еще немного полюбовавшись, мальчик медленно протянул дрожащую руку и поднял еще горячий камень. Он лежал на его окровавленной ладошке, распространяя приятное тепло по всему телу и даря невероятную силу. Нириан чувствовал, как это странное тепло заполняет его тело и душу, что-то меняя в нем.

– Нириан, смотри, что я нашел. – Руфус медленно брел по дымящейся земле, спотыкаясь и не отрывая взгляда от собственной ладони, на которой что-то лежало и источало зеленый свет, отчего лицо мальчика было зеленоватым и выглядело каким-то безжизненным. Но чем ближе он подходил к брату, тем сильнее начинал светиться его камень. Да и находка Нириана стала источать такое яркое сияние, что мальчик казался окруженным ореолом красного цвета.

– А я нашел синий. – Нириан оглянулся. С другой стороны к нему шел Полок, держа на ладони камень, который озарял его синим светом.

– Что будем с этим делать? – почему-то шепотом спросил Руфус, все так же не отрывая взгляда от своей ладони. – Я странно себя чувствую. И смотрите – у меня все царапины зажили.

Как только братья подошли друг к другу на расстояние вытянутой руки, что-то словно толкнуло Нириана, и он поднял над головой раскрытую ладонь с горящим камнем. Братья встали напротив него и так же подняли ладони вверх, и, как только их пальцы соприкоснулись, красный, зеленый и синий отблески слились в один, и белый свет затопил долину, озаряя бледные и перепуганные лица мальчиков. Он был таким ярким, что братья вынуждены были закрыть глаза, а сияние все набирало силу, освещая все вокруг и наполняя мир небывалой энергией и магией.

А когда свет потух, над тремя братьями повисло в воздухе сердце из черного кристалла, по граням которого пробегали разноцветные молнии.

Утро, как всегда, пришло неожиданно. Вот еще сонная нега не хочет отпускать вас из своих крепких и теплых объятий, а яркий свет уже затопил комнату и осторожно подкрадывается к кровати, и солнечный лучик старается пощекотать ваши еще крепко сомкнутые веки. И сопротивляться этому нет никаких сил.

Но Владыка ждал рассвета задолго до его наступления, когда еще даже природа спит и ни одна птица не высунула голову из-под крыла, ни один цветок не раскрылся навстречу новому дню. Все еще спят и нежатся в теплых и мягких постелях. А он ждал наступления утра. Утра этого дня.

Стаурус уже долгое время лежал на кровати с открытыми глазами и разглядывал безупречно белый потолок своих покоев. Он ждал этот день, но в его сердце уже не было щемящей боли, только невыносимая тоска и обреченность. Сегодня ровно триста лет, как он потерял ее. Триста лет, как она умерла на его руках и он сам закрыл ее глаза и совершил обряд перерождения. Триста лет, как его сердце замедлило бег, а душа почти умерла. Триста лет – это более ста тысяч дней одиночества и надежды, что, может, именно сегодня наступит тот самый момент, когда он найдет ее и его столь долгое ожидание наконец-то закончится. Каждый год именно в этот день он острее всего ощущал свое одиночество и чувство невосполнимой утраты. Этот день он переживал триста раз снова и снова, и с течением времени его чувство потери так и не утратило остроту и болезненность. И теперь все, что ему осталось в жизни, – это ждать ее перерождения и… помнить. Помнить блеск ее глаз и манящую теплоту губ. Помнить нежную улыбку и звонкий смех, который так часто раздавался в этих покоях. Помнить ласку рук и нежный шепот, заставляющий сердце замирать, а потом набирать такую бешеную скорость и так быстро колотиться в груди, что казалось, оно может просто вырваться наружу. Все это он будет помнить каждый год, каждый день, каждый час, ведь эти воспоминания помогают ему ждать. Ждать, когда же она вернется и он сможет почувствовать себя живым.

Первые пятьдесят лет в этот день – годовщину смерти Ирэн – он впадал в такую депрессию, что совсем не выходил из своих покоев, даже не вставал с постели, ничего не ел и ни с кем не разговаривал. Следующие пятьдесят лет он проявлял такую кипучую активность, пытаясь заглушить чувство утраты, что пугал всех своих подчиненных, и они начинали сожалеть о том времени, когда он просто прятался от своего горя за закрытыми дверями. А последние двести лет он стал напиваться с самого утра, сначала сам и в полном одиночестве, а потом к нему присоединился его друг и телохранитель Эрио. Владыка понимал, что еще всего лишь несколько минут он будет один, наедине со своими воспоминаниями и болью, а потом начнется самый трудный день в этом году. Он и сам не знал, благодарить ему Эрио за участие или нет. Возможно, присутствие друга не давало ему снова с головою окунуться в темный омут депрессии и отчаяния.

Когда тихо, без единого скрипа открылась дверь покоев Владыки высших и звук легких шагов донесся до его слуха, Стаурус даже не пошевелился, не замечая ничего вокруг и продолжая все так же бесцельно смотреть в белый потолок, на котором играли солнечные зайчики.

А тем временем Эрио, ступая осторожно и тихо, как кошка, подошел к окну, возле которого стоял небольшой странной конструкции низкий белый столик, и, стараясь не греметь посудой, выставил на него несколько бутылок с вином, тарелку с фруктами и нарезанным белым сыром.

Так же тихо и осторожно, разлив вино по хрустальным бокалам, Эрио на цыпочках подошел к кровати Стауруса. Он напрасно надеялся на то, что его друг все еще спит. Этот затуманенный взгляд, бледное, без малейших признаков жизни отрешенное лицо сегодня он будет видеть весь день. Эрио незаметно вздохнул, жалость и боль отразились в глубине его глаз. Какие мысли сейчас заполняли голову Стауруса, какие воспоминания он переживал в своем сердце, какую боль сейчас старался скрыть в своих глазах?

Владыка продолжал смотреть в потолок и, не говоря ни слова, даже не повернув в сторону телохранителя головы, просто протянул к нему руку, в которую Эрио так же молча всунул полный бокал с вином.

– Сабу, – буркнул вместо приветствия Стаурус, занимая сидячее положение. И как он при этом умудряется не разливать наполненный до краев бокал вина?