Их пленница - Мария Устинова Страница 2

Вопрос в том, на каком этаже моя сестра.

Я окинула клуб взглядом и вытащила сигарету. Пачка валялась в бардачке почти месяц. Иногда я курю, хотя вредная привычка. Но в моей ситуации нужно как-то расслабляться.

Я глубоко вдохнула дым, пытаясь успокоиться. Привалилась к машине, опираясь на капот.

Мне нужно настроиться, прежде чем я войду и снова увижу их… Руслан не просто так это провернул, они знают, что я приду. Я запрокинула голову, выдувая дым.

По небу бродили тучи — звезд не видно. Низкое, темное, с грядами облаков… Тревожное небо. Завтра будет дождь.

Я на собственной крови клялась, что больше сюда не вернусь.

Клялась, и вот я снова здесь.

Добро пожаловать в наш «Готэм-Сити».

Я растоптала сигарету, сделав пару затяжек, и пошла к клубу.

На первый взгляд все отлично: приятное место. А внутри… Впрочем, я еще не вошла. И даже не определилась с этажом.

Музыка долетала из залов. Особенно громкой она становилась, когда открывалась дверь. На крыльцо высыпала пьяная компания: парни в обтягивающих штанах, полуголые девицы. Одна, в прозрачном платье, запрокинула голову в небо, пьяно хохоча. В руке зажата сигарета, девушка швырнула ее и та улетела в темноту, рассыпаясь искрами.

Удачно. Охрана будет смотреть на них. Может, меня не заметят, и выгадаю пару минут.

Но у входа в подвал я заметила знакомую, массивную фигуру.

Мужчина стоял, привалившись к стене и скрестив ноги. Длинные волосы упали на лицо, обтягивающие джинсы, майка, облепившая крепкий торс — прикид кричал, как его чешет собственная привлекательность. Симпатичный, но не для всех. Внешность на любителя. Резковатая, как нож, приставленный к горлу.

Я точно знала, что ему почти тридцать пять, у него мощное упругое тело, скуластое лицо. Волосы стрижены до плеч, и не просто стрижены — он за ними ухаживает. А еще я могла рассказать, что на его широкой груди тату, а в маленьком алом соске — пирсинг. Вон, выпирает из-под майки.

У него еще одна тату есть. В том месте, куда приличные девушки не заглядывают. А если заглядывают, то глаза закрывают.

Сейчас он проводил кончиком складного ножа под ногтями, вычищая грязь.

— Привет, Зверь, — сказала я. — Меня ждешь?

Он поднял глаза и улыбнулся с таким удовольствием, словно во рту было что-то сладкое.

Карамелька по имени я.

— А кого еще? — хрипло спросил он и оттолкнулся от стены. — Конечно, тебя.

Взгляд ощупал меня всю, прежде чем он поднял глаза. Я не видела их в темноте и не могла ручаться за выражение. Оно и к лучшему. Я отвернулась первой.

— Он тебя на дверь поставил? — поинтересовалась я. — Как вышибалу?

— Меня? Нет, — он насмешливо взглянул мне в глаза. — Я скучал, хотел увидеть тебя первым. Ты меня бросила, Фасолька… Теперь мне нравится одна брюнеточка, маленькая, с розовыми пальчиками… Так и тянет откусить.

Он про сестру.

Я молча смерила его взглядом и пошла ко входу в подвал.

Зверь… Его так назвали за то, что он истязал своих врагов перед смертью. Животные или люди — ему неважно. Помню его жестокие игры. Большинство из тех, кто слышал про «Авалон» боятся его ножа. Того самого, которым он чистил ногти.

Зверь спустился первым, ноги и зад были так сильно обтянуты джинсами, что стало видно, как двигаются мышцы, когда он спускался по лестнице. Тренированное и развитое тело было пластичным, как полагается хищнику, а не качку из спортзала. Предплечья и кисти в толстых венах напряженные, хотя позой он демонстрировал спокойствие. Обманчиво-спокойный убийца, готовый к схватке в любой момент, вот кто такой Зверь.

Он остановился перед стальной дверью с маленьким окошком. Я стояла у него за спиной, еще на ступеньке — было тесно. Так тесно, что можно было прижаться к спине Зверя, приди мне такая блажь в голову. От него едва заметно пахло чем-то незнакомым и дурманящим. Какие-то пряности, свежесть от одежды. Раньше он любил другие запахи.

— Открывай! — прорычал он и рассмеялся.

Под человеческим голосом, довольно мощным, прорезался чужой, звериный рык. Он любил добавить интонаций от второй половины. Когда-то я дрожала от его голоса, как осиновый листок.

Дверь распахнулась, и музыка чуть не опрокинула меня в нокаут.

Глубокие басы проникали в нутро и отдавались в груди. Я поморщилась, но вошла в прокуренное, темное помещение с низким потолком. Вентиляция не справлялась с нагрузкой: сигареты, духи, свежий пот танцующих тел, все смешивалось в удушливое амбре. Синевато-красный свет, напоминающий полицейские мигалки, навевал тревогу. Он то вспыхивал, то погружал в полную темноту, но я помнила дорогу и шла вслед за Зверем. Перед ним расступался народ, он резал толпу, как ледокол. За спиной она смыкалась, мне приходилось прорываться.

От меня так отвыкли, что не узнавали.

Когда-то я ходила у его левой руки и точно так же, как ему, мне уступали дорогу. Давно это было… Я совсем не скучаю по тем временам. Я вообще за сестрой пришла.

Музыка била по голове и у меня ныли виски.

Зверь шел через весь зал — длинный и вытянутый. В конце находились отдельные помещения, там потише. Он отбросил в сторону шуршащую шторку из перламутровой ткани и толкнул дверь.

Вижу, они ремонт сделали.

Стены, затянутые черным шелком с белым тиснением сразу окунули в шикарно-мрачную атмосферу. Люстры под потолком, квадратные, в тяжелых металлических рамах, были тусклыми. Дизайнеры делали ставку на красоту, а не освещение — со своей ролью они не справлялись.

В конце комнаты я увидела сестру. Съежившись, она утопала в кожаном диване. Глаза в пол, перепуганная, но, похоже, цела. Слева от нее, по-хозяйски откинувшись на спинку и забросив сверху руку, развалился мой бывший. Бывший друг, любовник, возлюбленный.

Главный хищник нашего города.

Лицо Руслана грубее, словно вытесанное из камня. Темные волосы он коротко стрижет и своим видом озабочен не так сильно, как Зверь. Тоже здоровенный — по-другому бы не получилось. Оба высокие, крупные, злые — они похожи, потому что у них одинаковое животное.

Двухнедельная щетина начала оформляться в бороду, хотя обычно он ее не носил. Он и раньше брился два-три раза в месяц — не придавал значения, в отличие от Зверя. Вот тот всегда чисто выбрит. Его щетине максимум могло исполниться два-три дня.

В расстегнутой рубашке я видела темные волосы на груди и дорожку внизу живота, которая заканчивалась где-то под застежкой джинсов. Он был в черном, татуировки на смуглой коже сливались с одеждой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Он улыбнулся, как только я вошла.