Маски - Мария Котикова Страница 2

Пахло хвоей и какими-то лесными цветами так, что кружилась голова, и казалось, что сине-сиреневые в белах шапках снега горы танцуют вместе с кружевными облаками. Красивы Сиреневые горы. Но что делать, если сердце тоскует и жаждет другой красоты? Что рвется душа назад в те места, которые покинуты насовсем? Когда стирается из памяти обратная дорога словно бы кто-то закрашивает эти воспоминания белой краской?

Вот и немолодая женщина, даже сказать можно бабушка, настолько испещрено морщинами было лицо ее, все вздыхает да охает… Оглядывается назад.

— Не вздыхай так Няня. Не у тебя одной сердце кровью обливается…

Пушистые ресницы прикрыли на мгновение лавандовые глаза, скрывая от мира мелькнувшую в них боль. Даже не так… Не мелькнувшую, а скрывшуюся на самом дне души…

— Да где ж это видано, чтоб девицу отдавали чудовищам?! — сердито вскричала та, которую назвали Няней. — Дитятко молодое, на потеху отданное иродам проклятущим…

Насупились и посильнее втянули в плечи голову, едущие впереди мужчины. Видно, не в первый раз они слышат подобные речи… Но сделать ничего не могут. Совсем. Потому что не их то была воля и желание отдать девицу лисам. Вернее, их Императору — самому жестокому и беспощадному среди китсуне.

— Нянюшка!!

— Что Нянюшка, ну что Нянюшка?!!! Я еще твоему отцу говорила, и тебе скажу, что не дело это все! К китсуне, демонам окаянным, родное дитя отправить! В чужую страну да к чужим людям! Даже не людям — зверям! А ежели нападет кто? Не защитит тебя никто! Не обережет да не охранит! Не нужна ведь ты им! Не нужна…

С каждым словом все тише становится голос Няни. Ведь ей тоже больно. И обидно. Да и простить она не может тех, кто принял это решение, заставившее отдать эту девушку. Почти девочку…

— Ты у нас краса такая — залюбуешься да вослед обернешься… Первая невеста на Островах. Тебе не во дворцах жить надобно… А на свободе… Среди любящих тебя людей. Рядом с мужем любимым… А не так, как придется… Не так, как тебя обрекли!

Старуха вдруг стала распаляться все больше и больше. Ее голос громом звенел среди гор и уносился в синие небеса. Только по морщинистым щекам текли слезы… Но понять ее можно было… Человеку. Кто по своей воле сунется в Империю, если только он не сумасшедший? Никто… Ведь это — смерть. Для человека.

— Знаю, Няня. Все знаю. Но неужели ты думаешь, что я еду по собственному желанию? С улыбкой на лице? Меня же не спросили. Да и выбора то как такового не было. Ни у меня, ни у моей семьи!

И такое отчаянье прозвучало в голосе, что впереди ехавшие обернулись. И такое отчаянье было написано на их лицах, что и не описать!

— Княженка…

— Ладушка…

Налетел ветер и бросил в лицо мужчинам цветные листья. Словно бы в насмешку… Но они этого даже и не заметили. Не до того им было. Слишком привыкли видеть свою госпожу веселой, храброй, сильной… Привыкли к улыбке, сияющей солнцем на лице и отражающейся в глазах. К проказам и забавам. К всяким различным историям. Разным, но всегда со счастливым концом. И вдруг ничего от этого не осталось. Как не было. Как украл кто-то, не оставив ничего. Ни счастья, ни улыбки.

Перед ними на тонконогой белогривой лошадке сидела усталая девушка, почти девочка. Грустная и смирившаяся с уготовленной участью. Просто потому, что сил не осталось. Потому, что все слезы были выплаканы еще на Северных островах. Потому что горло было сорвано в безудержном и отчаянном крике. Который слышало лишь серое море…

Ладу ценили и уважали на Северных островах. Любили. Оберегали и хранили. Называли Мудрой. Величайшая честь для дома Черного горностая. Ибо получить прозвище «Мудрая» может только тот, кто с миром напрямую говорит. Тот, на чей зов отзывается вечный бродяга Ветер. Кто плачет вместе с Дождем о погибших. К чьим рукам льнет дикий Огонь и не смеет обжечь. Кто умирает и возрождается год за годом с Землей-матерью.

И от этого только еще сильнее болело сердце. Еще сильнее рвалась душа туда, назад, где был родной и теплый дом. Где остались родители и братья с сестрами. Где жила ее память и любовь.

Но… нельзя. Права нет. И уже не будет.

— Не надо Род, Мир. Я еду туда потому, что так велит долг. Долг не перед семьей и собой, а людьми. Ведь мы не выстоим, если китсуне объявят нам войну. Поэтому из двух зол выбрана была меньшая. Я.

И Лада сокрушенно покачала головой. Что может быть для княженки дороже долга перед теми, кто присягал ей на верность? Тех, кто защищал ее на протяжении всей ее жизни. Рассказывал сказки о том, что было и прошло, но осталось. Учил и делился знаниями. Ей доверили свои жизни, а она должна была их защитить. Потому что надо оплачивать долги. Любые. Даже такие страшные и почти невыполнимые. Такова судьба. Не хотела бы — не рождалась бы в княжьей семье. Была бы обычной деревенской девчонкой без роду и племени. Тогда и доля и судьба стала бы другой. Может — лучше, может — хуже. Но она родилась княженкой…

А коль соизволила… не обессудь. Жизнь. А она бьет больно. И чаще всего неожиданно. Так, что иногда и подняться нет сил, встать и гордо посмотреть в глаза своим врагам. А может иногда и похуже… И среди всего этого нежелательное замужество еще не самое страшное. Но и не лучшее. Но все-таки…

Страшнее найти свою страну в руинах. Увидеть осуждение в глазах людей. Мочь спасти и не сделать этого. Струсить. Отвернуться от нуждающихся в помощи. Вот это по-настоящему страшно. А китсуне… жуткие они. Звери одним словом, от которых никогда не знаешь чего ждать. И не предугадать ведь!

Ну, да ничего, ко всему привыкнуть можно. Если постараться. Если захотеть. Ведь и она не без секретов и тайн. Пусть слабых и не очень-то действенных. Но в чужом мире — и то хлеб! Главное знать, когда применить их… С наибольшими последствиями для собственных врагов.

Но самое важное, что не одна она. Род и Мир следом увязались. Не спросились — поехали. И догнали ведь посестрицу родимую, хоть и раньше их на неделю выехала Лада. Но не могла понять она одного… Что сдернуло братьев с насиженного места? Ведь там и дом, и семья, и друзья! Да и невесты есть. Парни не сказать, что красотой блистали, но и не так, чтоб ей обделены. Сильные, добрые, отзывчивые. Хорошие ребята. Оба русоволосые, с легкой рыжинкой. А глаза… Как у кота Барсика, что жил дома у знахарки Марфы. Известной на всех островах кудесницы. Только уж больно на язык остра была старуха. Не подходи — так опустит, что мало не покажется. Правда тем, кто действительно нуждался в ее помощи не отказывала. Всегда помогла… Когда добрым советом, когда нужной травкой, а тои зельем. А Барсик… Барсик прибился к ее дому лет пять назад. Пришел облезлый, грязный… Одни глаза горят изумрудным огнем, как бы говоря — «Не взять меня так просто! Я еще поборюсь… И поборюсь так, что вы это надо-о-олго запомните!. Выходила его Марфа… Откормила. За хозяйку стала…

А глаза у парней… Один в один просто! Зеленые, яркие! Иногда кажется, что и в темноте светятся… Глядишь и перекинуться могут ночью. Как иначе объяснить их бесшумную мягкую походку и звериный слух…