Подаренная морем - Ирина Снегирева Страница 2

— Не грусти, Лаура, я вернусь за тобой, — прошептал Кин и протянул мне саквояж. Прикосновение пальцев было столь коротким, что я пожалела наличию одной сумки, а не двух или трёх.

— А вот это уже вряд ли, — не смолчал дядюшка, вложив в свои слова всю. Язвительность, на которую был способен. — У нас достаточно на примете женихов, более достойных руки Лауры. Вас же, Верн, я прошу немедленно уехать, иначе мы будем разговаривать в другом месте. После чего уверяю, ваши родители будут вовсе не в восторге. Да и корабль в Сан-Морин отойдёт без вас.

— Дядя!— умоляюще прошептала я и бросилась в сторону дома, сдерживая злые слёзы.

Как же так?! Откуда дяде удалось узнать наш план, ведь я сожгла записку Кина. Кто проговорился? Кучер или сам Верн нечаянно с кем-то поделился?

Вещи разобрала, совершенно не думая о том, что делаю. Посмотрела на часы, нерешительно помялась, не зная, как поступить. Идти или подождать. А потом надела домашние мягкие туфли и направилась в кабинет дяди, не зная, чего от него теперь ожидать. Мысли о замужестве больше не казались радужными, а дальнейшая судьба Верна страшила. И всё равно я была полна надежды, что он обязательно вернётся из этого похода. И потом, Сан-Морин далеко. Кто знает, может, там всё вот-вот закончится, а Кин сумеет совершить хоть малюсенький подвиг. И это решит наше дело в положительную сторону.

— Заходи, Лаура, — произнёс дядюшка, едва я подошла к двери его кабинета и замерла в нерешительности.

Вдохнула и сделала шаг, а потом прикрыла за собой дверь, страшась, что кто-то из домашних узнает, что именно сегодня произошло.

— Садись, — приказал милорд.

Я сразу подчинилась. Сложила руки на коленях, как подобает приличным девушкам и подняла голову, чтобы взглянуть в глаза собеседнику. В этот момент я была уверена, что дядя ужасно мной огорчён или даже больше. Но на лице мужчины не было осуждения, лишь грусть и тревога. А ещё усталость, которую он даже не пытался скрыть.

— Простите, дядя, — прошептала я. Брата отца я очень любила и было трудно разрываться на части между семьёй и Кинаном.

Милорд кивнул, потёр рукой глаза и пристально посмотрел на меня:

— Лаура, милая, то, что хотел совершить Верн в отношении тебя — бесчестно.

Я удивлённо уставилась на родственника, категорически не соглашаясь с его выводами.

— Но дядя, мы ведь хотели пожениться. Вы не подумайте, я бы никогда не стала с ним жить в грехе.

— Я и не думаю, — немного резко прервал меня милорд, подняв руку и тем самым призывая к тишине.— В противном случае Кинан Верн закончил бы свои дни в застенках тюрьмы какого-нибудь захолустья. Никто бы никогда не догадался, где его искать. Дело в другом. Этот человек решил обойти мой запрет наиболее удобным способом, а я такое не прощаю. Вот если бы вначале Верн добыл звание и титул, — тут губы Итона Эванса растянулись в язвительной усмешке, — тогда другой разговор. А так, моя милая племянница, получается сплошная афера.

— Какая афера?— не поняла я и возмущённо уставилась на родственника, мысленно требуя разъяснения его слов. Как вы понимаете, вслух подобного я произнести не посмела.

— Верн получал тебя в любом случае при победе или без неё. А вот что приобретаешь в таком случае ты? — хитрый прищур милорда выглядел как издевательство. — Мужа, неспособного достойно содержать семью? Порицание общества? Шалаш на берегу моря?

Я промолчала, что мне важен сам Кин, а не его состояние. А раз он позаботился о небольшом домике для нас, значит, действительно меня и желает счастья. Деньги у меня тоже имелись, об этом родители позаботились. И я была готова использовать их для обустройства собственного будущего. Каменный шалаш в два этажа, экипаж, несколько слуг меня бы вполне устроили.

— Ступай к себе, Лаура, и подумай, в какие неприятности ты едва не вляпалась по собственной беспечности. И не заставляй нас с тётушкой жалеть о том, что относились к тебе так, как к родной дочери, а не отправили в пансион для сирот.

Слова милорда задели за живое. Я поджала губы, кивнула скрепя сердце и соглашаясь со словами старшего родственника. Наверное, это большая мука иметь такую не слишком послушную племянницу. Только я чувствовала, что меня любили совершенно искренне, а оттого неудавшийся побег под венец даже у меня вызывал не самую хорошую реакцию.

Заливаясь краской стыда, я поднялась и направилась к себе. Усталость, а вместе с ней и головная боль, навалились, словно только и ждали этого момента. Но прежде чем я успела покинуть кабинет, раздалось:

— Верн знает о твоей особенности?

— Нет, милорд, — вполоборота уверенно ответила я, так и не посмев взглянуть на дядю. Было стыдно, а еще досадно, что побег не удался. К всему прочему переживала за Кинана. В общем, ощущения неоднозначные, но себя мне было точно жалко.

— Иди спать, Лаура и обязательно помолись. Надеюсь, Всевышний вложит в твою голову всё, что нужно порядочной девушке.

Вспыхнув в очередной раз, я бросилась в свою комнату, стараясь топать как можно тише. А заодно снова пытаясь понять, каким образом удалось нас раскрыть.

На следующее утро как следует пострадать не получилось.

— Лаура Эванс, подъём!— раздался звонкий голос двоюродной сестры, вломившейся в мою комнату без стука.

Я поморщилась, потому что слышать с утра голос Мэри, это верный признак оглохнуть в ближайшие пять лет.

— Что случилось?— прохрипела я и с удивлением открыла глаза. Схватилась за горло, которое ощущалось как покарябанная труба.

— Лаурка, ты где успела простыть? Опять спала с открытым окном?— с подозрениями в голосе выдала Мэри и повернулась к вошедшей следом тёте Дафне. Видеть женскую часть семьи Эванс у себя до завтрака приходилось редко, поэтому я села, притянула одеяло к груди и поморщилась. Бросила взгляд в сторону платяного шкафа. И мысленно порадовалась, что не оставила саквояж до утра.

— Маменька, а Лауринья простыла… — детская привычка сёстры коверкать моё имя сегодня раздражала, как никогда. Однако запустить в неё тапкой при миледи было неудобно.

— Лаура, как ты себя чувствуешь?— Тётя Дафна присела на край кровати и положила руку мне на лоб, потом прикоснулась к нему губами. — Не горишь и то хорошо. Ты забыла, мы сегодня собрались пораньше прогуляться в парк, чтобы покормить уток. Но раз простудилась, лучше побыть дома.

Остаться?! Такого я себе не позволю. Мне нравилось кормить уток, голубей и прочих птиц. Пропустить выезд означало просидеть полдня одной, а этого сегодня мне не хотелось. Я чувствовала, что буду плакать, но позволить другим делать выводы о моих красных глазах, ну уж нет!

— Я хорошо себя чувствую, миледи. Это после сна никак не разговорюсь. Окно забыла закрыть, — соврала и покосилась на Мэри, которая прислонилась лбом к раме и что-то там рассматривала.